Кровь хищника

Якупова Гульнур Мидхатовна

А потом разговор как-то плавно сместился на тему подготовки специалистов лесного хозяйства, и вопрос был поставлен ребром: кто хочет стать лесничим? После столь категоричной постановки вопроса весь класс как по команде уставился на Аюхана. Тот уже и сам хотел выкрикнуть: «Я!», но его опередил Салим, самый язвительный из всех мальчишек:

— Как раз то, что тебе надо, Аюхан. Станешь ханом своих косолапых сородичей!

Наверное, он рассчитывал, что после его слов класс взорвется хохотом, но, напротив, в кабинете повисла гнетущая тишина. Сидевшая позади Салима Хамдия звучно шлепнула шутника портфелем по спине. Только после этого послышались редкие смешки…

И

все же конец дня был скрашен для Аюхана приятным событием. Когда солнце, все больше тускнея, садилось за горизонт, он встретился с Хамдией на речке Каранзелга. Была пора, когда только что отцвели и завязались ягоды. Стройные ивы, склонившись к воде, ополаскивали в реке свои кудряшки и завитки. Ох и холодна вода в Каранзелге, не зря ее и назвали так — «Незамерзающая речка». Сбегая с гор несет она свою прохладу и свежее дыхание в Асанайские рощи. Вдалеке, в голубоватой дымке, виднеются горбатые отроги Урала. Вон Акбиектау — Белая высота, Караултау — Сторожевая гора. С одной стороны они кажутся гнездовьем грозной силы, с другой — представляют собой надежную опору и защиту. А еще дальше, едва различимый, маячит вершиной силуэт горы Уктау. Издали она похожа на гигантскую стрелу — ук. Один склон ее упирается скалами в большую реку Зилим, и создается впечатление, будто каменный богатырь встретил на своем пути красавицу-реку и преклонил перед ней колени. Аюхан впервые увидел Уктау вблизи во время одной из экскурсий и был очарован ее могучим видом. На скалистой стороне, почти в самой середине, есть пещера. Говорят, что по козьим тропам к ней можно пробраться. Но учительница тогда не разрешила мальчишкам пойти к пещере, опасаясь несчастного случая. А как мальчишки пытались уговорить ее! Мол, там растет много дикого лука, и еще там есть озеро удивительной красоты…

— Аюхан, куда ты уставился?

Отогнав воспоминания, Аюхан негромко ответил:

— Да, Хамдия, на Уктау смотрю.

— Что, уктауская кикимора машет рукой, к себе зовет?

Разве в такой прекрасный вечер позволительно говорить о какой-то там кикиморе? Аюхан взял руки Хамдии в свои ладони. Казалось, в изящных пальчиках девушки отдается биение ее сердца. Только ведь это его собственное сердце колотится, готовое выскочить из груди. Он всегда чувствовал теплое отношение Хамдии к себе, но это было их первое свидание. И девушка сама назначила его, велев прийти к Сукайташ — «Торчащему камню». Это по сути разноцветный диковинный валун, лежавший на берегу реки, единственный в своем роде. Такой огромный и приметный.

— Значит, твердо решил в лесники податься?

— Да. А ты что надумала?

— Я?.. Ну… Только не смейся… Я поеду в Стерлитамак, поступать в училище, где артистов готовят. Если, конечно, примут. Скоро в райцентр приедет комиссия, попробую подготовить декламацию.

— Ну уж если тебя не примут…

— Аюхан, я ведь хочу диктором стать. Родители пока еще не знают, тебе первому говорю. Мать надеется, что я в деревню вернусь, буду клубом заведовать. Она и сама в молодости пела, прямо-таки со сцены не сходила. Потом отец запретил.

— Диктором?!

— А что ты удивляешься? Разве это такая редкая профессия?

— Нет, но… Дикторы же в городе, в самой Уфе должны жить.

— Конечно, Асанайского радио пока нет, есть только Башкирское.

Аюхан улыбнулся, и Хамдия вторила ему серебристым смехом. Потом, посерьезнев, спросила, в упор глядя на Аюхана:

— Будем писать друг другу, Аюхан?

— А ты будешь отвечать? — тоже посерьезнев поинтересовался он.

— Обещаю.

Домой парень вернулся только под утро, проводив девушку до ворот ее дома.

Когда

Аюхан уезжал в Уфу на учебу, бабушки тоже проводили его до сельских ворот, которые и поныне называются — Большие ворота. Удивительно, что обе они запомнились ему именно вот такими, застывшими возле ворот с какой-то прощальной тревогой в глазах. Бабушку Зубайду он видел живой в последний раз.

…Плавно плывут в памяти Аюхана воспоминания, то черно-белые, то цветные, какие-то обрывочные. Может быть удастся скроить из этих обрывков лоскутное одеяло прошлого?

На поминках, устроенных на седьмой день после похорон бабушки, пришедшие помянуть ее старухи болтали:

— Ох уж эта жизнь, что вода быстротечная. Ведь только-только разменяла Зубайда шестой десяток. Рано, ох рано ушла…

— Убивалась она сильно по Муниру. Ушел на войну и пропал ее единственный сыночек.

— Наверное, по милости Аллаха случилось так, что Хадия, вернувшись из дальних краев с мальчонкой, постучалась именно в дверь Зубайды. А Зубайда и выдала Аюхана за своего внука. И скажи, как второе дыхание у нее открылось после этого! А окончательно оправиться так и не смогла, шибко тосковала по Муниру.

— Как это выдала за своего внука? Разве ж он не сын Мунира? Я-то слышала другое!

— Гм, тогда получается, что душа погибшего на фронте Мунира переселилась в того медведя, что ли?

— Да ты что такие напасти рассказываешь!

Бабки замолчали. Аюхан, находившийся в это время по другую сторону печки за занавеской, еще долго сидел навострив уши, но старухи так больше и не вернулись к этой теме. К тому же в избу вошла бабушка Хадия с большим деревянным подносом для раздачи гостинцев…

…Нет, из таких лоскутов одеяла не сошьешь. Не желая и дальше забивать себе голову бесплодными мыслями, Аюхан решил отвлечься физической работой. Лучше всего поколоть дрова, все переживания с потом выйдут. Тем более что во дворе давно валялись пересохшие чурбаны, все руки до них не доходили.

С поленьями Аюхан расправился скоро и вспотел от души, однако мысль, занимавшая его, будто гвоздь, застряла в мозгу, и нелегко было от нее избавиться. Удивительно, почему он в свое время, когда впервые услышал об этой «звериной крови», о «хищнике», не попытался разобраться. Молод был, особого значения не придавал. Да и имя его буквально означает «медвежий хан», не редкое в народе, между прочим. Не было такого, чтоб сильно его задевали слова «медведь», «кровь хищника». Слышать-то слышал, да тут же забывал. А ведь и жена как-то высказалась в том же духе: что, мол, ты все по лесу шастаешь, домой тебя не дождешься, или ты на самом деле медвежий сын, упаси Аллах?!.

Чудище

И вправду, Аюхан вроде как пуповиной к лесу привязан. После окончания техникума ему предлагали должность в райцентре, только он отказался. Сослался на то, что бабушка старенькая, живет одна и нуждается в присмотре. А бабушка Хадия в действительности была здоровехонькой, ей еще и шестидесяти не было, и себя обихаживать она могла вполне и сама. Просто не прельщала Аюхана работа кабинетная, не хотелось ему киснуть в духоте, чихать от бумажной пыли. Манил к себе лес, его свежесть и прохлада, многократно исхоженные еще в детстве тропы и поляны. И он вернулся в Асанай в качестве лесничего. А ведь хозяйство было огромное для молодого специалиста, которому еще и восемнадцати не исполнилось. Однако Аюхан не трусил. Всю округу он знал вдоль и поперек, и не было чащи, сквозь которую он не продирался бы, не было болота, в котором ему не приходилось бы вязнуть.