Кровь хищника
Шрифт:
— А у нас нет таких!
— Да и откуда ж им взяться, если у вас, кроме тальника, ничего не растет? Зверь в густом лесу водится.
— Знаешь, — капризно надула губы Залия. — Если хочешь знать, на свете нет прекраснее дерева, чем плакучая ива, которая растет на берегах Демы!
Аюхан сменил тему разговора:
— Танзиля, а ты где учишься?
— Мы с Залией в педучилище, в Салавате. В этом году уже заканчиваем.
— Выходит, будете преподавать в начальных классах?
— Ага. Вот Залия хочет стать учительницей пения. Знал бы, дядя, как она на мандолине и баяне играет. А уж поет!.. А я вот не способна ни на что, кроме как учить малышню писать буквы.
Залия, вторя подружке, тоже похвасталась:
— Танзиля у нас отличница, ее фотография на доске почета висит!
Так, за разговорами, незаметно добрались до села. А через пять или шесть дней зашел отец Танзили Хабир приглашать Аюхана в гости. Аюхан попытался было отнекиваться, но Хабир был настойчив и отказа не принял. «Разве можно не оказать честь человеку, который спас мою дочь, она как раз друзей собрала знакомить с подругой-однокурсницей», — сказал он и почти насильно затащил к себе и Аюхана и бабушку. Танзиля с Залией встретили гостей радостно. Аюхан чувствовал себя с девчатами своим человеком, да и они его не стеснялись, как это бывает с людьми, пережившими общую беду. Да и остальная молодежь, человек десять, приняли Аюхана как своего. Весело проводили время, оживленно разговаривали. Аюхан даже танцевал с девушками под магнитофон. А когда Танзиля попросила подружку спеть, Аюхан вдруг взволновался, словно это ему самому сейчас придется петь при большом скоплении народа. А Залия, немного поломавшись для вида, красивым и звучным голосом спела народную протяжную мелодию про чернобровую Салимакай.
И пока она пела, Аюхан не мог отвести глаз от девушки, думая, что эта песня словно про нее и сложена, про ее смоляные черные брови, изогнутые, словно ласточкины крылья…
Наутро бабушка рано разбудила Аюхана, накануне пообещавшего отвезти девушек на станцию. Наспех попив чаю, он запряг лошадь в парадную кошевку вместо саней. Все-таки в город молодых девушек провожает, не в лес едет! А бабушка, словно угадав его мысли, вынесла из дома и постелила в кошевку яркий палас. Хабир, встретивший Аюхана у ворот, не упустил из виду нарядный вид кошевки и подшутил:
— Эге-ге, братишка! Можно подумать, за невестой прибыл. А что? Пожалуй, что и отдам за тебя дочку! Вот прямо сейчас посажу и увезешь.
— Я уступлю ему подружку, отец, — подхватила шутку Танзиля.
Залия зарделась и сделала обиженный вид:
— Сама иди!
Но глазами, прикрываясь платком, стрельнула с нескрываемым интересом на Аюхана, тоже малость смущенного таким оборотом…
Прошла зима, миновала весна. Тот разговор, при проводах, возможно, так и завершился бы только шуткой, если бы Танзиля не привезла подружку на сабантуй. На поляне около речки Каранзелга, где традиционно проводился сельский сабантуй, установили высокие столбы, развернули лучшие юрты и яркой красной лентой обозначили майдан для борьбы — курэша. Залия, исподтишка любуясь крепкой фигурой Аюхана, поинтересовалась:
— Бороться будешь, Аюхан-агай?
Аюхан нарочито удивленно приподнял брови:
— Кто тебе сказал, что я борец?
— Да ведь видно же!
— Ну, если видно…
В борьбе-курэше Аюхану мало было равных в селе, и на этот раз он вышел победителем. Тут же отдал мужикам выигранного барана, распорядился:
— Режьте! Шашлыки жарить будем у Торчащего камня. Мы уже туда направляемся.
Надо бы, конечно, по традиции бишбармак делать, но у молодежи свои вкусы. Да и удобнее на природе шашлык.
Аюхан повел девушек к Торчащему камню. И вот идут они на речку, по бокам от Аюхана две молодые красивые девушки, и он чувствует себя на седьмом небе от счастья, и сердце готово выскочить из груди и взмыть в небо стремительным жаворонком, чтобы пропеть сверху всему свету, как прекрасен мир и как сейчас счастлив он, Аюхан.
И от новых, прежде незнакомых чувств парень дивится сам себе…
— Аюхан-агай, — вернула его с небес на землю Танзиля, — а что важнее для борца: сила или ловкость?
— И сила, и ловкость.
— А в какой категории ты выступал?
— В средней. Судья же объявлял, не слышала, что ли?
— А это сколько?
— Что, сколько?
— Вес, конечно.
— А, восемьдесят девять.
— Ужас! — восхищенно воскликнули девушки в один голос.
И Аюхан не мог не заметить, что в голосе Залии неподдельного восхищения было куда как больше, нежели в голосе ее подружки. И еще парень не мог сам от себя скрыть, что в тот вечер ласковая, красивая и певучая Залия бесповоротно завоевала его сердце.
С мягким плеском бьются о Сукайташ волны. Все вокруг полно жизни. И только этот валун-великан кажется безразличным ко всему. Его холодный, надменный даже облик не выражает никаких чувств, а каменное тело, похоже, не испытывает никакого волнения. Он является лишь свидетелем происходящего вокруг… Вот и Аюхан, прежде не испытывавший особых любовных чувств, второй раз приходит сюда на свидание с девушкой. Но совсем не так все происходит, как это было с Хамдией. Тогда любовь была юношеская, молниеносная и быстротечная. А сейчас Аюхан уже взрослый мужчина, сильный и выдержанный. Только почему же так кружится у него голова, и сердце радостно замирает при виде девушки, которую он пока даже мысленно боится назвать любимой?
— Залия, а сколько тебе лет?
— Восемнадцать, агай. А тебе?
— А ты умножь на два, — смеется Аюхан.
— Не обманывай, — капризно надувает губы Залия. — Ты же старше Танзили на десять лет, значит тебе…
— А зачем спрашиваешь, если знаешь? Возраст для тебя имеет значение?
— Да в общем-то нет…
Молоденькая и говорливая Залия оказалась смелее парня и первая сделала шаг навстречу. Сделав вид, что поскользнулась, она испуганно ойкнула и крепко ухватилась за Аюхана, чтобы не потерять равновесие. Игриво погладив его крепкие бицепсы, положила свои мягкие и гибкие руки ему на плечи:
— Сильный ты… А девушка у тебя есть, агай?
— Нет… Не сложилось как-то, все работа, работа.
— А я вот слышала, что была у тебя девушка, дикторша Хамдия-апай…
Аюхан промолчал, словно не слышал ее слов, и долгим взглядом посмотрел вниз со скалы, давая понять, что разговор этот ему не по душе. Поняв, Залия перевела разговор на другое:
— Почему ты мне не писал?
— Да потому, что в дядьки тебе гожусь.
— А я ждала. Всю зиму ждала, весну…
— И я ждал.