Кровь хищника

Якупова Гульнур Мидхатовна

Ильяс, успокоив девушку, отвез ее домой и поспешил к себе. А в голове все крутилось странное это выражение: «Кровь хищника». Да что же это, думал Ильяс, неужто люди и впрямь так склоняют имя отца? Неужели кому-то в голову могла прийти такая глупость — считать нас потомками медведя?..

Дома никого не было. Ворота распахнуты настежь, и даже дверь дома не заперта, что так не похоже на хозяйственного и привыкшего к порядку отца. Видимо, не дождался Ильяса и уехал на пасеку, которая сейчас, на пенсии, осталась его главной заботой. Вот только почему так спешно?

Пройдя в дом, Ильяс включил было телевизор, чтобы отвлечься от будоражащих душу размышлений, но мысли упрямо возвращались все в то же русло, и не было от них покоя. Что происходит? О чем твердит Линиза, о какой такой звериной крови? И почему ее родители противятся, не хотят отдать дочь за него? Именно теперь, когда, казалось бы, нет никаких препятствий! И матери нет дома, может, она что-нибудь прояснила бы…

И теперь уже Ильяс, подобно Аюхану, погрузился в воспоминания, пытаясь в далеком прошлом отыскать ответ на мучившие его сейчас вопросы…

* * *

…На пасеку навестить прабабушку Хадию пришли старушки-подружки. Сидят за чаем, байки рассказывают. Одна говорит:

— Раньше в этих местах недалеко хуторок стоял. После первого голода, в двадцать первом году, там никого не осталось, а в пустующих домах изредка останавливались охотники. Зашел как-то один такой охотник в дом, только улегся на нары, как дверь с грохотом распахнулась и на пороге стоит огромный медведь! Охотник, бедолага, крепко струхнул. А медведь прошлепал до нар, наклонился, схватил топор с пола и был таков. Как человек на двух ногах ушел.

Другая вторит:

— Говорят, снова видели Уктаеву кикимору. Дед один шел из леса с заготовками для коромысел, вдруг береза перед ним — трах — и упала! Ни с того, ни с сего свалилась, только корни вывороченные торчат. Дед замер с перепуга и слышит шум какой-то, возню и как будто бы девичий смех из-под корней той березы. И видит он такую картину: три дочки кикиморы резвятся, играют друг с другом. Мало того, и сама кикимора с горы напротив спускается. Идет вся такая из себя, волосы распустила, грудями голыми манит, деда того соблазнить норовит…

— Да ну, глупости, — решительно прервала её прабабушка Хадия. — Не существует ее, кикиморы.

А сама покрепче прижала к себе Ильяса, чтоб не пугался.

* * *

…Ильяс учится в четвертом классе. Урок только начался. Вдруг заплакала одна из девочек:

— У меня ручку украли! — Учительница велит девочке получше посмотреть под партой, а сама продолжает что-то писать на доске. И вдруг один из ребят, кивнув на Ильяса, со смехом сказал:

— Это не иначе как медведь языком слизал!

Все засмеялись. А у Ильяса и в мыслях нет обижаться, он весело хохочет вместе со всеми.

* * *

Они идут с отцом на пасеку, Ильяс старательно стремится шагать в ногу с отцом, приноравливаясь к его широкому шагу. У ворот одного из домов сидят мужики, курят, лясы точат. Здороваются, провожают их с отцом долгим взглядом. Один говорит негромко:

— Глядите-ка на маленького аю — медвежонка! Вылитый отец! Шагает-то как!..

Отец, услышав эти слова, осматривает Ильяса с головы до ног, и не понять, рад он или расстроен. Странно…

* * *

Так когда же к нему, Ильясу, прилипло это прозвище? Друзья редко называют его по имени, все чаще «Аю». До сих пор ему это даже нравилось. Статью он широкоплеч и крепок, благодаря отцу, который с детства таскал его с собой по лесам. Мало того, что ему нравилось это прозвище, он еще и гордился им! Но чтобы вот так повернулось — из-за прозвища потерять любимую девушку… Да и только ли из-за прозвища? Только ли в имени отца дело?

Ничего не приходит Ильясу в голову. Трудно одному в такой момент находиться в одиночестве. Загнав машину во двор, Ильяс сел на велосипед и тоже отправился на пасеку…

Час пробил…

Со двора послышалось залихватское «Гоп!» и донесся тяжелый удар о землю. «Только Ильяс может прыгать через забор, минуя калитку», — подумал Аюхан, выходя из дома навстречу сыну. Поднимавшийся вприпрыжку по ступенькам Ильяс наткнулся на отца и остановился. Тут показалась Залия с полным ведром молока, рассмеялась, глядя на мужа с сыном:

— Вы что, как маралы, собрались силами помериться? Они ведь тоже, перед тем как рогами сцепиться, сталкиваются грудью.

Поставив тяжелое ведро под ноги, Залия, посерьезнев, категорически велела мужу:

— Вот что, Аюхан, завтра же с утра отвези Попугайчиху домой, а в район пока не езди. А ты, Ильяс, отметишься на работе и сразу же назад. Настало время серьезно поговорить в семейном кругу, пусть бабушка Хадия поведает нам наконец, чему мы обязаны прозвищем «медвежий род». А сейчас давайте-ка спать ложиться. Утро вечера мудренее…

Поутру, за чаем, Залия как бы невзначай сказала:

— В деревню уже бабки из города стали съезжаться. Видно, на все лето.

И без того шустрые глаза Попугайчихи от любопытства заблестели еще сильнее:

— Интересно, кто именно? Миниса? Нет, та под сенокос обычно приезжает. Рамзия? Или Айсылу? А может, и обе вместе? Не съездить ли мне в деревню, проведать их?

— Съезди, бабушка, съезди, — нарочито равнодушно посоветовала Залия. — Они, поди, соскучились по тебе. Вот Аюхан тебя и отвезет.