Кровь и честь
Шрифт:
— Барабан настучал… — понимающе скривился сержант. — Ну, я его…
— Где взял, говорю?
— Да по карманам у «духов» прошлись маленько, — отвел глаза в сторону солдат. — А шо — нельзя?
— Это мародерство, Перепелица. Понял? В следующий раз повторять не буду. Что еще у трупов было?
— Та грошей було трохи…
— Где они?
— Та фалыпыви те гроши оказались. Мы их с Емелей в духан, а нас — в кулаки. Валите, гуторят, отсюда со своей липой… Мы их и выкинули.
— Фальшивые?
— А черт их разберет, товарищ лейтенант! Я бачив — вроде настоящие. И на просвет настоящие, и вообще… А местные
— Что еще было?
— Да мало чего… Бусы ихние…
— Четки?
— Мабуть, да. А мабуть, и ни. Бусы.
— Еще.
— Патроны и все такое. Емеля еще ствол прихамил.
— Веди его сюда…
Ствол оказался пистолетом системы «браунинг». Стареньким, потертым, ничем особенным не примечательным. Бежецкий, конечно, изъял «нетабельное» оружие у солдат, но куда его девать? Патроны лишь в обойме, а подходящих — днем с огнем не найти. Так и валялся пистолет в общем сейфе рядом с бутылкой спирта и прочими «материальными ценностями», пока кто-то из коллег-офицеров не догадался впарить занятную вещицу очередному проверяющему из округа в виде сувенира.
Монетка тоже затерялась куда-то. Честно говоря, Александр за делами совсем забыл о ее существовании. И не жалел — она служила лишним напоминанием о том самом конфузе.
Вновь увидел он деньги с двуглавыми орлами через пять лет, уже капитаном, и в Союзе. Вернее, в той обкорнанной демократами, некогда могучей стране, что не звалась более СССР. Да и орлы на металлических «десятках» и «двадцатках» мало чем напоминали гордую коронованную птицу с той самой монетки. Примерно как мороженая курица из магазина — того же самого живого орла…
А слух о тех событиях все же прошел. Передавался из уст в уста, обрастал подробностями и высосанными из пальца фактами, как водится, пока не превратился в байку, одну из тех, которые любят травить друг другу солдаты на привале или офицеры за «рюмкой чая». Обычную байку той, далекой уже войны. Не лучше и не хуже других…
8
— Ну, ваше благородие, — покачал круглой, большой, как арбуз, чубатой головой казак. — Рассказал ты мне тут роман! Читал я как-то француза Дюма, пацаненком сопливым еще — так тот слабак по сравнению с тобой!
— Вы мне не верите? — Саша и сам бы не поверил, расскажи ему кто-нибудь еще пару недель назад такое.
— Почему не верю? В Расее и не такое бывает…
Беглецов привезли в небольшую станицу, стоящую над рекой, под вечер. Поглядеть на спасенных собралось все без исключения население маленького казачьего поселения — женщины, дети, старики, свободные от службы мужчины. Все, кто не был занят дежурством на воздвигнутых вокруг этого «форта» укреплениях или в таких же, как Митяй и Егор Коренных, разъездах. В тысячах верст от Родины казаки привычно несли свою службу, начинавшуюся с рождением и завершавшуюся лишь смертью…
Российские власти, осваивающие новый для себя край, не оригинальничали, поступая по привычной, проверенной столетиями схеме: первыми на новых землях Империи селились природные воины и первопроходцы — казаки. Так было в шестнадцатом столетии, когда Россия впервые шагнула за Каменный Пояс — Урал, в необъятную Сибирь, так было в семнадцатом и восемнадцатом, когда покорялись Империи оренбургские и киргизские степи,
Гостей встретили радушно, разместили в лучшей хате, накормили до отвала, напоили, напарили в баньке, стоящей над высоким берегом Логара, словно над каким-нибудь Тереком или Уссури… Нашелся и медик — фельдшер Лемехов, оказавший первую помощь бедняге фон Миндену. Единственное, чем не мог помочь поручику станичный атаман Шуров, так это — связью с Кабулом.
— Понимаешь, ваше благородие, — чесал в стриженном ежиком седоватом затылке пятидесятилетний мужик: на его погонах с одним просветом не было звезд, [14] но вышел он явно из нижних чинов. — Линию телефонную протянули — чин чинарем, как полагается, да местные вот…
14
Казачий чин есаула соответствовал ротмистру армейской кавалерии или капитану в пехоте.
— Перерезали?
— Какой там перерезали! Вообще провода сняли в двух местах! Сразу версты по две. Да вместе со столбами, понимаешь? Дерево у них тут, вишь, на вес золота! А столбы наши — как манна небесная. Где мне напастись столько? Опять же, спецов вызывать надо из Кабула, чтобы все, как полагается, врыли да навесили… А к каждому столбу казака не приставишь, чтобы нагайкой эту шелупонь отгонял, понятное дело. Посоветовали мне в Кабуле умные головы заминировать подходы к линии, да нешто ж мы изверги какие? Не по-христиански это — души людские из-за проволочек да деревяшек в распыл пускать. Вот и живем по неделе-другой без связи.
— А радиостанция?
— Радиостанция… Тоже что-то с ней случилось. Не то лампа какая сгорела, не то проводок какой отошел. Я вот тебя хотел спросить: не рубишь, часом, в этой хреновине электрической? Увы, радиотехника и для Саши была темным лесом…
— Но мне просто необходимо быть в Кабуле! — горячился он. — Дело государственной важности!
— Тут все — государственной, — опять чесал затылок казак. — Да не переживай ты: завтра снаряжу я тебе конвой до Кабула. Как барин, с ветерком покатишь! Тут делов-то — сорок верст вдоль речки.
— На конях?
— А ты что, драгун, — прищурился казак, — верхами-то не умеешь?
— Почему не умею… Я кавалерист. Николаевское заканчивал.
— Молодцом! Наш человек! Только без коняшек обойдемся в этот раз. Митяя Коренных брательник вернется из дозора — заряжу я тебе конвой, как полагается — на вездеходе. Домчитесь с ветерком под броней. А то зверьки что-то зашевелились — далеко от станицы не отойдешь. У соседей вон из Лазаревской на той неделе отару угнали, у нас — тоже покушались, да спугнули мазуриков пастухи.