Кровь и память
Шрифт:
Так вот, значит, почему она так убивается! Пил слышал, что на глазах у Илены принял смерть кто-то из ее близких, однако брат Якуб наотрез отказался сказать, кто именно. Судя по всему, это был ее муж. Это его убили прямо у нее на глазах. Пил обратился к ней, осторожно подбирая слова, так как не желал усугублять ее горе.
— Мне хочется стать смиренным служителем культа великого Шарра, госпожа. Я плохо разбираюсь в придворных интригах.
Лицо Илены приняло печальное выражение.
— Какое это имеет значение! Меня преследуют как последнюю представительницу нашего рода.
Таких слов Пил от нее не ожидал.
— Не могу, госпожа. Я пообещал брату Якубу, что не брошу вас в беде, я поклялся заботиться о вас!
— Скажи, а кто позаботился о брате Якубе и остальных братьях? Ты ведь тоже кое-что видел своими глазами — все до последнего убиты. Одному Шарру ведомо, какие муки пришлось вынести тем, кто умер на кресте. Так как же мальчишка вроде тебя сможет защитить меня, если это оказалось не под силу всей монастырской братии?
Неожиданно Пил почувствовал себя глубоким стариком. Ему вдруг стало понятно, что означает выражение «кровь отлила от лица». Именно это сейчас и произошло с ним. Тело его объяла неведомая ранее слабость, отчего он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. У него словно отнялся язык, и даже сердце, казалось, стало биться слабее от горя и отчаяния. Еще совсем недавно он был беззаботным юнцом, смешливым, но полным искреннего желания принять постриг, чтобы стать полноправным членом ордена. И вот теперь Илена говорит ему, какая страшная участь постигла всех этих кротких, богобоязненных братьев по вере. Всех, кроме него самого. Сознание рисовало картину их ужасающих мук. Он будто наяву видел, как солдаты вспарывают им мечами горло, протыкают живот, гвоздями прибивают к столбу.
Каждая клеточка его тела желала разразиться рыданиями. Ему хотелось сесть и умереть тут же на месте, лишь бы больше не видеть этой страшной картины. Но вместо этого в голове звучал кроткий голос Якуба, голос утешителя и целителя душевных ран. Пил решил последовать его примеру.
— Судьба пощадила нас, госпожа. Всемогущий Шарр принял под свое крыло. Иначе как бы мы с вами оказались в таком месте, где солдаты не нашли нас? И почти никто за стенами монастыря не ведает о существовании тайного грота, — произнес он как можно мягче. — Брат Якуб позаботился о том, чтобы у вас было место для печали и выздоровления.
По ее лицу скользнула невеселая улыбка.
— Ступай, Пил. Если ты останешься со мной, тебе грозит еще большая опасность. Я не уверена, что сумею позаботиться о нас обоих. Прошу тебя, оставь меня. Так будет лучше и для тебя, и для меня.
— Нет, — твердо ответил он. — Нам нельзя разлучаться. Мы ведь пообещали Якубу, что будем держаться вместе. Или вы забыли, что это моя работа — заботиться о вас. Брат Якуб, помнится, говорил, что настанет время, когда я должен буду доказать, на что я гожусь.
За его страстной тирадой последовало долгое молчание, и Пил подумал, что погруженная в собственные мысли Илена его не слушает. Он даже вздрогнул от неожиданности, когда она вдруг произнесла:
— Нас может защитить лишь герцог Донал.
— В таком случае, госпожа, наш путь лежит в Фелроти.
Пил
— Я не совсем понимаю вас, Джессом. Откровенно говоря, меня даже радует такая преданность делу, — промолвил Селимус и, ногой отбросив руку конюха, который поправлял на нем шпоры, рявкнул: — Довольно!
Конюх тотчас отшатнулся от прекрасной чалой кобылицы, на которой восседал король.
— Я буду гнать ее галопом, — предупредил Селимус. — Ты уверен, что она не собьет себе копыта?
— Не волнуйтесь, сир, нога давно зажила, — произнес конюх. — Желаю вам насладиться верховой ездой.
И он с поклоном удалился.
— Поживее, канцлер! — рявкнул Селимус, раздраженный тем, что утренняя прогулка задержана на пару минут. — Давайте выкладывайте, что, по-вашему, не так!
— Ваше величество, мне показалось странным, что Лейен отправилась в путь на ночь глядя, под покровом темноты.
— Мне всегда казалось, что люди ее профессии любят темноту. Она им друг и первый помощник, — съязвил король.
Однако Джессом проигнорировал язвительный тон и продолжал как ни в чем не бывало:
— Она уехала одна, сир, без Аремиса. Более того, даже не объяснив, зачем ей это понадобилось.
— А где сейчас он?
— Покинул Стоунхарт, — Джессом ограничился короткими фразами. — Выполняет ваше поручение, сир.
— И?
— Мне не дает покоя вопрос, что на уме у этой Лейен. Вы дали им поручение, чтобы они вдвоем выследили некую известную нам персону.
— Джессом, вы что, не доверяете собственным людям?
Канцлер в очередной раз удивился тому, как ловко Селимус умел отвести от себя обвинения и переложить их на чьи-то плечи. Прищурившись, он перевел взгляд на восседавшего на коне короля. На фоне восходящего солнце ему был виден лишь его силуэт.
— Я никому не доверяю, сир.
— Отлично сказано, — произнес король уже не так язвительно. — Я дал Лейен еще одно дополнительное поручение. Она должна передать мое личное послание Валентине.
Джессом оглянулся по сторонам, дабы убедиться, что поблизости никого нет.
— Понятно. И она должна выполнить это поручение раньше другого?
— Нет, насколько я понимаю, сначала она должна уладить дело, которое я поручил им с Аремисом, и лишь потом отправиться в Бриавель.
— Странно, почему она в такой спешке покинула замок. Лично мне показалось, будто она была чем-то сильно взволнована после ужина, ваше величество.
На лице короля вновь промелькнула тень раздражения.
— На что вы намекаете?
Канцлер пожал плечами.
— Начнем с того, она может быть далеко не в восторге от данного вами поручения доставить послание в Бриавель, — осторожно предположил он, в надежде на то, что король сам прояснит дальнейшие подробности второго поручения.
Но и Селимусу проницательности было не занимать.
— Что ж, об этом следует подумать. Нам что-нибудь известно про ее отъезд?
— Лишь то, что один из ваших личных пажей, Джорн, сопровождал ее до самых ворот. Вполне возможно, что парнишке что-то известно.