Кровь и пот
Шрифт:
— Мурза, байгази бир! [6]
Казахского языка урядник не знал, но это-то он заучил крепко. Мурза тут же дал ему взятку, и они расстались друзьями.
Так вот, Танирберген пришел, и сразу все оживились. Он тоже не знал русского языка, но это его не смущало. Он сразу подошел к уряднику, подал ему руку и поздоровался по-казахски. Потом сел — колено к колену — рядом с русским гостем и, ничуть не смущаясь, продолжал по-казахски:
— Добро пожаловать,
6
Мурза, подай (одари) за смотрины!
Урядник ничего не понял, но сказал:
— Рахмет!
— Жив-здоров ли?
— Рахмет.
— Дорога длинная, зима, устал, наверно?
— Рахмет.
Кудайменде с изумлением смотрел на брата. Каждый раз, когда ему самому приходилось встречаться с русским начальством, он мучился, потел и даже через переводчика не умел говорить. Ему казалось необъяснимым, как это его слова тут же оборачиваются какой-то русской тарабарщиной. А Танирберген не только не смущался, но, казалось, самому уряднику было неловко, что он не знает по-казахски.
— Ты с этим улуком лопочешь, будто с каким-нибудь казахом из нашего аула, — не удержавшись, сказал Кудайменде. — Когда это ты с ним познакомился?
— Если старший брат — волостной, разве найдется улук, который бы не знал младшего брата?
Кудайменде с удовольствием захохотал, хлопнув себя по ляжкам. На другой день за утренним чаем Кудайменде, поглядев на Танирбергена, завел с урядником разговор о Калене.
— Очень много воров развелось, — со вздохом начал он.
— Скот воруют?
— Ой, таксыр, воруют! Совсем покоя лишились.
— Были случаи убийства, — как бы между прочим добавил Танирберген.
Урядник насторожился. Усы его зашевелились. Быстро поставив чашку с чаем, он грозно повел выпуклыми стеклянными глазами по лицам казахов.
— Что такое? Почему не сообщали?
— Не успели, таксыр…
— Ах, рракалии!.. Где убийцы? Какие такие?
— Один вор по имени Еламан убил недавно русского бая. Но мы его схватили и выслали. Но есть еще вор — Кален. Очень опасен…
— Гм!.. Поймаем! Танирберген подсел к уряднику.
— Таксыр, надо отобрать у него все имущество, а самого сослать в Симир!
— Гм!.. Это нам просто. А факты есть?
— Акты есть. Выявляются хозяева украденного скота.
Кудайменде забеспокоился. Мигнув писарю, чтобы не переводил, он вполголоса буркнул:
— Знай меру, дорогой! Какие такие акты-макты?
— Все сделано по форме.
— И хозяева есть?
— И хозяева и жалобы есть.
— А почему я не знаю?
Танирберген смутился было, но тут же нашелся:
— Так разве тебе до того? У тебя крупные дела.
— А эти твои люди… откуда они знают масти скота Калена?
— Все написано на бумаге.
— Больно скоро что-то узнали вы масть и тавро скота.
— Болыс-ага,
Кудайменде покосился на черные усы мурзы и стал думать. Действительно, весь скот Кален пригонял раньше к ним в аул. Одиноко скакал он в любую даль, куда только доходил конь. Потом он пригонял добытый скот и ставил к скоту Танирбергена и Кудайменде. Те дарили ему кобылу с жеребенком или верблюдицу с верблюжонком, причем стремились отдать тоже добытую кем-нибудь ночной порой скотину. И конечно же, весь скот Калена был известен, уже описан писарем, как ворованный из разных аулов волости Кабырги, и уже «хозяева» нашлись, и жалобы их на Калена были у писаря…
Кудайменде опять посмотрел на усы своего брата. «Апыр-ай! — подумал он. — Как это ему все приходит в голову!»
К обеду Кален пришел в Ак-баур, в аул волостного. Пришли с ним также Мунке и Дос. Все были безоружны. Только у Калена в рукаве запрятан был толстый, со свинцовой прожилкой доир.
Всю дорогу Кален хмуро молчал, как бы предчувствуя недоброе.
— Это Каратаз… Непременно это он! Обязательно это плешивою дело! — несколько раз повторял дорогой Мунке.
А Кален думал о Еламане, что давно о нем не было никаких вестей. Он тужил о нем, хотел ехать к нему, опалил было овцу, но тут по побережью прошел слух, что приехал сын Шодыра и будет мстить за отца. Кален решил не оставлять в опасную минуту семью Еламана и не поехал.
Когда его вызвали к уряднику, он не хотел никого брать с собой, но рыбаки послали с ним Мунке и Доса.
В степи им встретился Танирберген — охотился. Рыбаки сделали вид, что не заметили его, хотели было пройти мимо, но Танирберген сам подъехал к ним, чтобы поздороваться.
Кален и Дос смотрели в сторону, но добродушный Мунке не выдержал. Когда он увидел, как молодой мурза торопливо слез с коня и почтительно остановился перед рыбаками, Мунке про все забыл.
— Все ли благополучно в твоем ауле? — спросил он.
— Слава богу. Далеко ли путь держите?
— В твой аул идем.
— О? Прекрасно! Наконец-то такие почтенные люди собрались к нам в гости! Болыс-ага сейчас нет в ауле, так я поеду с вами.
— Спасибо, дорогой, только мы не в гости… Нас улук вызывал.
Танирберген изумился и сделал испуганное лицо.
— Бог ты мой! Что же ему от вас надо?
— Не знаем… Если мы и грешны перед богом, так перед улуком чисты.
— Ладно, чего там… Пошли! — буркнул Кален, все еще глядя в сторону.
Танирберген засуетился, проворно снял притороченную к седлу огненную лису и протянул ее Мунке.
— Улук коварен, как море. И неизвестно, что вас всех ждет. От всей души, в добрый путь!
— Спасибо! Будь первый среди достойных! — сказал довольный Мунке.