Кровь и туман
Шрифт:
– Вета, – вспоминаю я. – Кто такая Вета?
Даня с Ваней переглядываются.
– Её нет в мире, откуда вы родом? – уточняет Ваня.
Я неуверенно качаю головой. Столько не пыталась, мне так и не удалось выискать в воспоминаниях девочку с рыжими волосами и Кирилловым лицом.
– Это младшая сестра Кирилла, – отвечает Даня. – Она пропала вместе с родителями после трагедии.
– Которой не случилось, – поправляет Ваня.
Младшая сестра – вполне себе веский повод остаться в подчинении королевы вместо того, чтобы стать бунтарём и пуститься в
– А почему ты спрашиваешь? – Даня легко встряхивает меня за плечо.
– Кажется, после казни родителей королева решила оставить детей при себе. И того, кто постарше, заставила работать на себя под предлогом защиты той, кто младше.
– Это реальная информация или попытка оправдать Кирилла? – уточняет Ваня.
– Первое, – уверенно заявляю я.
– Кто тебе сказал? Сам Кирилл?
– Нет. Тот, кому он небезразличен как и мне… когда-то был. Ещё один пират, Север. Точнее, он не сказал, а навёл меня на эту мысль, и теперь, когда я знаю, что у Кирилла есть сестра, это кажется мне разумным.
– Погоди, – Ваня предупреждающе поднимает ладонь. – Ты знаешь ещё одного пирата и не докладываешь Дмитрию об этом? Он будет в ярости, когда узнает!
– Если , – подчёркиваю я. – Если узнает. А я ему сообщать не собираюсь, и, надеюсь, вы тоже.
– Почему?
– Потому что Север и остальные пираты – забота Кирилла. Он у них главный, а ещё он их друг и он не сдал никого из них, когда давал чистосердечное признание. – Я протягиваю руку и беру со стола список. – Посмотрите. Пятьдесят четыре пункта, и ни в одном не указано, что у него были сообщники, хотя каждый в штабе знает, что пиратов явно больше одного. – Под расширившиеся от ужаса глаза Дани я сминаю лист, превращая его в жёваный клочок бумаги. – Мы не вправе сдавать кого-либо ещё хотя бы по этическим соображениям.
– Поговорим об этике после того, как из пятидесяти четырёх пунктов больше половины – это убийства?
Спрашивает не Ваня и не Даня. Дмитрий, замерший в дверном проёме. Я бегло оглядываю его и замечаю тёмные пятна на рукаве его светло-синей рубашки. У меня сворачивается желудок, когда я понимаю, что это кровь.
Но кулаки Дмитрия целы. Разумеется, он не будет применять насилие, потому что он хранитель, а также директор. Это – не его компетенция. Зато защитник может. И я точно помню, что когда я привела Кирилла в штаб, именно Антон вместе с Дмитрием увели его вниз, на этаж с камерами предварительного заключения, куда после спустился и Даня, который и вёл протокол допроса.
– Если тебе есть, что сказать, Слава, то лучше сделай это сейчас, пока не стало поздно, – произносит Дмитрий. – Снова, – выдержав небольшую паузу, добавляет он.
– Мне нужно идти, – говорю я, игнорируя его слова.
Бросаю скомканный лист на стол, кивком прощаюсь с близнецами. Подхожу к выходу, но Дмитрий не даёт мне пройти.
– Ты уверена? – спрашивает он так, словно от моего ответа сейчас зависит моя собственная жизнь.
– Да, – твёрдо отвечаю я.
Пожевав губами, Дмитрий всё-таки отходит в сторону. Проходя мимо, я нарочито сильно задеваю
***
Оказавшись на этаже с камерами, я теряюсь, пытаясь выискать среди синего неонового света и полумрака теней знакомое лицо. В итоге оно, это лицо, находит меня само: когда я уже прохожу мимо его камеры, Кирилл окликает меня. Подойти совсем близко к решётке ему не позволяет то, из чего она сделана – железо, а, если быть точнее, то, какое влияние оно оказывает на фейри. Поэтому Кирилл продолжает топтаться в паре шагов от неё, даже когда я подхожу ближе.
– Привет, – произносит Кирилл.
Он должен был исцелиться. За то время, что прошло между его избиением мной и этим самым мгновеньем, от его ран на лице должны были остаться лишь едва заметные следы, но вместо этого я вижу разбитые губы и сломанный нос, опухшие от кровоподтёков глаза, ссадины на щеках.
Не всё это – моих рук дело.
– Клеймо преступника, – Кирилл всё-таки подходит ближе. Осторожно просовывает левую руку между прутьев. На бледной коже внешней стороны ладони хорошо различимы чёрные полосы штрихового кода. – Не позволяет моей магии исцелить меня.
Пальцы протянутой мне ладони дрожат. Даже не трогая их, я ощущаю исходящий от кожи неестественный холод. Раны и блокировка магии убивают Кирилла.
– Тебя били?
– В смысле, кто-то кроме тебя? – Кирилл ухмыляется. – Вместе с твоим отцом был высокий широкоплечий блондин. Пару раз он врезал мне за то, что я не ответил на заданные вопросы. – Кирилл касается кончиком языка уголка губ. – Знаешь, всё же не так больно, как получить от твоих рук.
Я делаю вид, что не расслышала. Кирилл, конечно, едва ли преследует цель воззвать к моей совести, но давать ему повод хоть на мгновение уловить на моём лице тень сожаления о содеянном – то, на что я пойти не могу.
– Север приходил ко мне и просил помощи, – сообщаю я.
Кирилл настолько удивлён моим словам, что даже забывает об осторожности и, возвращая свою руку обратно, задевает прутья. Шипит от боли, а до меня доносится неприятный запах жареного мяса.
– Что он тебе говорил? – шёпотом спрашивает Кирилл.
Он хватается за своё обожжённое запястье и растирает его. Я хочу сказать, что так он делает только хуже, но вместо этого произношу:
– Говорил, что ты слепо ведёшься на любое слово королевы. Ему нужны были причины, и он думал, что найдёт их у меня, потому что когда-то давно мы были лучшими друзьями.
Кирилл облизывает пересохшие губы.
– Были, – повторяет он.
– Были, – подтверждаю я.
– И что ты ему сказала?
– Чтобы он спросил тебя о Вете.
Как только с моих губ срывается это имя, Кирилл напрягается всем телом. Будь он струной, лопнул бы со звоном, разлетающимся по полупустым коридорам.
– Он не спрашивал, – отвечает Кирилл. – Но теперь, по крайней мере, я понимаю, почему он всё время был так глубоко погружён в свои мысли. – Кирилл опускает голову вниз и смотрит на свои ноги. – Значит, я здесь, потому что ты решила принять его просьбу и помочь мне?