Кровь и туман
Шрифт:
А ещё, кажется, ему правда важно иметь представление о моём состоянии. Я знакома с людьми, задающими подобные вопросы только в качестве вежливости: они не хотят знать правду, лишь услышать дежурное “нормально” и, при необходимости, перевести тему на себя или в более комфортное обоим собеседникам русло.
Влас спрашивает, потому что Власу интересно. И я уверена – сейчас он не поверит в “нормально”, как делал это несколько раз прежде, когда я пыталась оттолкнуть его от себя как можно дальше.
– Это сложно объяснить, – говорю я. Влас отводит взгляд
– Не можешь нам, – перебивает Влас, выделяя последнее слово. – Андрею – можешь.
– При чём здесь Андрей?
– Я знаю, он – твой друг, но… – хватка Власа слабеет. Мои пальцы соскальзывают, рука верёвкой падает вниз, и я тут же цепляюсь ею за шлёвку на джинсах.
Влас недоговаривает. Нас начинают замечать случайные прохожие. Их взгляды колют иглами любопытства, пытаются пробраться под одежду и мысли, ощупывают в поисках наживы.
– Ладно, – тяжело вздыхает Влас. – Мне давно не семнадцать лет, чтобы устраивать разборки подобного рода, – произносит он, и, как мне кажется, больше пытается убедить в этом самого себя, чем меня. – Давай просто проведём этот вечер вместе, чтобы я понял, что у меня всё ещё есть девушка.
Я киваю, скрывая поджатые от неловкости губы за улыбкой. Если раньше я проигрывала перед попытками Власа сблизиться, но теперь у нас ничья: он сдаёт позиции, а я, преисполненная чувством вины, пытаюсь немного вытолкнуть себя на передовую.
Именно поэтому, – может и потому, что губы у Власа очень красивые, – я встаю на носочки и легко целую его. А, едва отстранившись, разворачиваюсь на пятках и лечу к лестнице. Там – вниз, по следам Бена и с той же скоростью.
Желание обернуться подавляю в зародыше. Оставляю только надежду, что Власу моего поцелуя достаточно в качестве доказательства: ещё не всё потеряно.
Я буду стараться.
***
Антон и правда делает это. А я снова перемещаюсь на школьный урок физкультуры, где нужно было сдавать нормативы на глазах у всего класса. Только если там отличные результаты были исключением, то здесь, в зале, пропахшем порохом и потом, это определённо правило.
Все ребята слишком хороши. Они осознают, что этот шанс – настоящая удача, а потому используют его всего, без остатка, не позволяя себе расслабиться или схалтурить.
– Я даже немного удивлён, – слышу я голос Антона, сидящего на единственном установленном напротив временной площадки стуле. Мы, защитники, стоим в две шеренги по обе стороны от него. – Не так плохо, как описывала Татьяна.
– Могу поспорить, она нас сравнивала с обезьянами, – шепчет Бен.
– Она сказала, что сравнивать вас с обезьянами – значит сильно обидеть последних.
Бен косо глядит на меня, мол: слышала? Я киваю. Понимаю, чему он удивлён – Антон не вспыхивает и не злится. Здесь, в тренировочном зале, привыкли, что за каждое сказанное без
– Неплохо, Матвеев, – Антон удовлетворённо качает головой, провожая взглядом высокого юношу с длинными каштановыми волосами, собранными в низкий хвост, до своего места в строю. Только что он продемонстрировал, причём весьма успешно, свои умения в цикличном порядке, установленном самим куратором на импровизированной полосе препятствий, больше напоминающей, лично для меня, дорогу в последний путь. – Кто следующий?
Бен в шутку толкает меня. От неожиданности я делаю выпад вперёд, который Антон принимает за добровольное желание.
– Девчонка из коридора, – протягивает он, внимательно осматривая моё лицо. – Фамилия?
– Романова.
– Однофамилица?
– Нет, всё гораздо прозаичнее! – выкрикивает кто-то из строя.
По тренировочному залу пробегают смешки, которые, даже если и должны, совсем меня не задевают.
– Ну ладно, – Антон дарит мне кроткую одобряющую улыбку. – Посмотрим, на что способна капитанская дочка.
Подхожу к краю, где начинается полоса препятствий. Передо мной отрезок для скоростного бега, лабиринт с движущимися частями, которые мне необходимо будет отбить, как если бы это были удары моего противника, забор с наклонной доской, на вершине которого меня ждут подвешенные к потолку груши, разрушенный мост, ведущий к разрушенной лестнице и ещё одному лабиринту с всё теми же движущимися ударными частями, только теперь они имеют острые концы и норовят отрезать от пытающегося пройти их кусочек, стенка с проломами и небольшая площадка точно после с натянутой колючей проволокой.
Всё это нужно преодолеть в форме и с личным оружием.
Я оборачиваюсь через плечо на Антона.
“Может сразу убить нас, к чему такие трудности-то?”, – думаю про себя, пока жду знака от новоиспечённого куратора. Он коротко кивает. В этот же момент раздаётся щелчок включённого секундомера.
Я срываюсь с места.
Полоса предстаёт передо мной бесконечной дорогой страданий. Ещё не успевая закончить один её отрезок, я представляю, как терплю неудачу на следующем, и именно это тормозит меня сильнее собственной неуклюжести.
Я спотыкаюсь о собственные ноги, пока бегу, получаю в лабиринте обтянутой кожей палкой под рёбра и по уху. Роняю меч, пытаясь отбиться, и Антон кричит мне вернуться за ним на пару шагов назад. Лишь с третьего раза забираюсь по наклонной доске, едва не упав из-за одной из груш, которая, в ответ на мой удар, даёт неплохой ответный толчок. На дрожащих ногах преодолеваю разрушенный мост и лестницу. Царапаю щёку, руки и бедро во втором лабиринте.
Из-за боли даже на мгновение забываю о том, что стенка с проломами достаточно высока, чтобы начать бояться. А после из-за страха на автомате прыгаю, падаю на живот, проползаю под проволокой и.… уже не могу подняться на ноги.