Кровь износа

Выбравшись из метро «Свиблово» в густеющих сумерках короткого зимнего дня, я хватанул морозного воздуха, поежился, преодолел легкий приступ головокружения, сдержал рвотные позывы и обругал себя дураком: какие переговоры, с кем?! Кто меня ждет здесь, на другом конце Москвы, когда вся страна во власти тяжелого запоя?

Кругом сновали пьяные компании,

На трезвую голову в этой атмосфере всеобщего праздника было неуютно и страшновато. Захотелось домой; там грязно, пусто, но хотя бы тепло. И, возможно, удастся найти хотя бы полбутылки, не все ж эти скоты выжрали…

В кармане заныл телефон. «Вы приехали? Вы здесь?! Наше здание видно сразу! Аркадий, вы вас очень ждем! Комната 404!» Жутко настырная барышня.

Офисный центр и впрямь торчал совсем неподалеку — унылая прямоугольная коробка типично советского стиля «из стекла и бетона», облупившаяся и страшная, как моя жизнь. Видно, раньше тут был какой-нибудь чертовски секретный НИИ. А теперь — просто куча разных бессмысленных контор… Голова болела невыносимо. Я решительно двинулся к нелепой многоэтажной громаде через пустырь, сырой московский ветер противно холодил небритые щеки, под ногами скрипел снег — и только этот волшебный скрип во всем окружающем бесприюте напоминал о Новом Годе.

Здание выглядело абсолютно темным и безжизненным, и только с краю, на четвертом этаже, в единственном живом окошке горел свет. «Труженики, мать их! — подумал я беззлобно. — Надо же додуматься — 4 января сидеть на работе!»

Большие каменные ступени крыльца были уже занесены снежком, девственным и чистым; никто не входил сюда и не выходил уже как минимум несколько часов — Москва гуляла! Хмыкнув, я поднялся и вошел внутрь — большие стеклянные двери открылись мне навстречу. Вахтер не обратил на мой приход никакого внимания — перед ним мерцал голубым экраном переносной телевизор, там кривлялся Ургант, и никакие другие клоуны вахтера в данный момент не интересовали.

Я пожал плечами и отправился вверх по лестнице. Коридор на 4 этаже утопал во тьме. Подсвечивая себе дорогу мобильным как фонариком, я еле отыскал нужный кабинет. Едва успел прочитать под огромными латунными цифрами «404» табличку

 — как дверь распахнулась, и я увидел вчерашнюю острогрудую брюнетку.

— Скажите, — спросил я как можно вежливее, — такая прекрасная форма груди — это следствие Вашей молодости или что-то природное?

Брюнетка смерила меня холодным взглядом, в котором, впрочем, мелькнул короткий всполох одобрения.

— Нет, это такой бюстгальтер, — ответила она. — Проходите... хм... Аркаша. Тимофей Петрович вас ждет.

О, эти черные волосы! Кармен!...

Меня повели через какой-то полутемный офис с древними канцелярскими столами, на которых стояли маленькие, тоже древние мониторы. Справа виднелась дверь в примыкающее помещение — вот там и горел свет, причем какая-то мощная лампа или люстра. Я подумал, что, скорее всего, эта единственная комната в здании, в которой сейчас, вечером 4 января, кипит работа.

А может быть, единственная во всем городе. Или во всей стране.

Чтобы не пробираться между столами молча, я задумчиво произнес в спину своей проводнице:

— Час икс…. Какое странное название! Очень подошло бы похоронному бюро!

Чаровница фыркнула. — Я разве вам не сказала? Мы — газета. Очень популярная, между прочим! Не поверю, что вы нас не читали.

Она приоткрыла дверь пошире и жестом вышколенного дворецкого пригласила войти первым к «Тимофею Петровичу». Я удивленно переспросил, входя:

— Газета?! Никогда не слышал! А о чем она?

«Кабинет главного редактора» оказался на удивление узкой и тесной каморкой (я даже предположил, что в былинные советские времена здесь, наверно, хранили швабры). Однако сейчас там кое-как разместили компьютерный стол, заваленный бумагами, верстками и раскрытыми книгами, а за столом в странной напряженной позе сидел маленький напряженный человечек, натурально, в костюме и белой рубашке, с мрачно-серьезным выражением на почти детском личике.

При моем появлении он оторвал взгляд от бумаг и вместо приветствия ответил:

— Мы специализируемся на самой востребованной теме нашего времени, уважаемый Аркадий Петрович, — проникновенно сказал он, поднимаясь мне навстречу и приветливо указав на стул напротив себя.

— Что-то эротическое?

Рахиль за моей спиной возмущенно фыркнула.

— Хиля, сделайте нам чаю!

Потешный малыш отдал указание и продолжил, обращаясь ко мне:

— Нет. Мы пишем о конце света. И только о нем.

— А! Так вы не об эротике, а об энергетике! — попытался я сострить.

Тимофей Петрович (я мысленно обозначил его «Тимошкой», учитывая рост и смешную мордаху), скорбно покачал головой. Не выдержав повисшей паузы, я уточнил:

— В смысле — о конце? Вы что, всерьез?? Что-то религиозное — трубы там, архангелы, Страшный суд и вот это всё?!

И тут же я мысленно опять пожалел о своем визите — не хватало еще нарваться на религиозных фанатиков! По кое-какому прежнему опыту я знал, что в личном общении они бывают весьма неприятны, а главное — из них невозможно выжать никаких денежных знаков!

Тимошка печально вздохнул и опять покачал головой.

— Да почему же обязательно религия? Не только, хотя и архангелы тоже, конечно… Нет, мы о Конце Света во всех смыслах и аспектах.

Увидев недоумение, он вдруг зажегся:

— Да что вы, право, Аркадий… э-ээ Петрович! Кого нынче интересуют эротика с энергетикой? Мы — группа акционеров и я как автор идеи и главный организатор — создали газету, чтобы отвечать людям на единственный сегодня вопрос, который ПО-НАСТОЯЩЕМУ их волнует: Когда и Как все это (тут он широко развел руками, как бы обнимая все сущее) наконец закончится?!