Кровь как лимонад
Шрифт:
Гази хмыкает, его взгляд затуманивается.
И тут Жека начинает догадываться, что, кажется, у Гази нет цели остаться живым. Тем более, вряд ли ему страшно – здесь он, обдолбавшись наркотой, всего лишь попивает кофеек, а там его ждет рай с похожими на каких-нибудь звезд восьмидесятых (вроде Ирины Понаровской) гуриями. У Жеки холодеет внутри. Он-то в рай не верит.
– Живыми? – повторяет Гази. – Будем разве что живым бензовозом.
Жека недоуменно моргает. То, что он слышит потом, как и моргенштерн, стоящий в углу гаража, не укладывается в его голове на одной полочке с понятием «нормальный современный человек». Идея Гази отдает какими-то дикими племенами, каким-то Средневековьем. Жека смотрит на чеченца и не видит его. Перед его широко распахнутыми глазами пылают костры инквизиции. Истошно вопят заживо сжигаемые люди. Столбы жирного дыма поднимаются
В памяти всплывает, как они с Фью летним днем сидят на районе в «Подружке». У бара, за взятку открытого одним из местных в коммерческом этаже новостройки, на самом деле название длинное и циничное – «Дешево, но не настолько, как твоя подружка». И в самом деле, дешево, поэтому – многолюдно и весело. Они с Фью вдвоем, пьют пиво и едят курицу-гриль. У Жеки курица чуть подгорела, но от этого она, по его мнению, стала вкуснее. Он с хрустом вгрызается зубами в пережаренное мясо, делает глоток «Василеостровского» и говорит Фью:
– А ничего так курочка, да?
– Сладкая, – соглашается Фью и смотрит Жеке за спину. – Но вот те курочки будут послаще. Познакомимся?
Даже не глядя на девушек (а чего там, Фью плохого не предложит), он соглашается:
– Давай доедим только…
Жека наклоняется, издает утробный звук и выблевывает себе под ноги вперемешку с желчью выпитый кофе. Гази безучастно взирает на это. Жека вытирает рот и прерывающимся голосом говорит:
– Я в туалет. Надо мне…
На пороге жуткого как камера пыток туалета Жека достает из кармана трубку. Нет сети, толстые стены блокируют сигнал. Жека по кирпичам проходит к окну, поднимает айфон выше. Вроде появились две палки, еще одна, третья, скачет туда-сюда. Ну, давай же ты, сука!
– Ай, блядь!
Правая нога соскакивает с кирпича. «Гриндерс» погружается в плотоядно чавкнувшую жижу, но не полностью – Жека успевает выдернуть ногу. Вот ведь!
А кому звонить? Куда? В «02»? А как звонить туда с мобильника? И что он там скажет? Жека обливается холодным потом. Паника в нем нарастает.
И тут айфон начинает вибрировать.
Входящий.
Два часа. Волчья полночь отступала как море при отливе, уносила шутки и разговоры, оставляя после себя слипающиеся веки, путающиеся мысли и желание закрыть глаза и уснуть–уснуть-уснуть. Трое копов – Новопашин, Костров и прикомандированный к ним Саша Чернов, похожий на китайца совсем молодой еще оперативник из ФСКН – боролись со сном в прокуренном салоне УАЗа–«буханки», прячущейся в морозной темноте. Человек, которого они ждали, полгода назад был объявлен в федеральный розыск. Убийство с отягчающими (попавшим под руку велосипедным насосом до смерти забил мать двух несовершеннолетних детей), распространение наркотиков. Стукач – случайно взятый патрулем бегунок-«джон» [43] , у которого от страха перед приближающейся ломкой развязался язык – сдал убийцу, сказав, что тот должен на днях появиться у одного своего приятеля, проживающего в частном доме в Парголово. И вот – третья ночь в засаде. График на износ – утром они сбивали сонливость, накоротко отсыпаясь дома, с обеда работали по другим делам, мешая кофе с «кока-колой», ночью вновь ехали в пригород, сменяя дневную опергруппу.
43
Мелкий наркоторговец (сленг)
Мартовские сумерки постепенно сгущались, скрывая новостройки, неумолимо наступающие на индивидуальное строительство, оставшееся с советских лет. К десяти вечера поселок как будто бы вымирал, на улицах изредка мелькали лишь силуэты передвигающихся
Все, о чем можно было переговорить и что можно было обсудить, переговорили и обсудили в две предыдущие ночи. Пытались спать по очереди (один спит, двое дежурят), но заснуть и не просыпаться на неудобном скрипучем сиденье получалось только у Кострова. Он, по большей части, и спал. Марк и Саша, чтобы не заснуть, выключали печку, открывали окна, впуская в УАЗ холодный воздух. Невидимые в темноте банки из-под бесполезного «Burn», сминаясь, хрустели под ногами. Энергетик скрипел на зубах, превращался в налет, покрывавший нёбо, но сон не прогонял. В какой-то момент оказалось, что Марк задремал. Понял он это, когда в полудреме подумал: «А вдруг все заснули». Короткий, обжигающий органы чувств, всплеск адреналина заставил его вздрогнуть, вскинуть голову, уткнувшуюся подбородком в грудь, и распахнуть глаза.
– Все нормально, – услышал Марк голос сидящего рядом Саши. – Ты уснул ненадолго…
Новопашин посмотрел на него и увидел что-то, показавшееся ему странным. Перед Черновым, на уровне груди, полыхал язык изображенного на банке «Burn» огня. Пламя внезапно мигнуло как от сквозняка, зашипело, когда на него что-то капнуло. Приглядевшись, Марк разглядел, что то, что он спросонья принял за логотип «Burn», было огнем из одноразовой зажигалки «Bic», на которой Саша грел чайную ложку с жидкостью.
– Что это у тебя такое? – спросил Марк.
– Мельхиор, если ты про весло [44] . От тетки достался, – хмыкнул Саша. – Считай – именной. А это – качели. Чтобы не срубиться. Наша служба и опасна и трудна…
– Качели? – не понимая, переспросил Новопашин.
– Коктейльчик – хмурый [45] с кокосом [46] . Излишки вещдоков, так сказать, – Саша отложил зажигалку. – Слушай, посвети телефоном…
44
Ложка (сленг)
45
Героин (сленг)
46
Кокаин (сленг)
При тусклом голубоватом свете от экрана мобильника Чернов через отломленный сигаретный фильтр втянул раствор в заранее подготовленный шприц.
– Втыкает от него не по-детски, – пояснил Саша, – бодрит, словно к атомному реактору прислоняешься, но никаких трипов. Наоборот, мозги прочищает. Кидает то в вату, то в чистый «фулл пауэр». Становишься весь как струна натянутая – в правильном смысле, понимаешь?.. Хорошая такая штука. Мне кажется, что с ней можно до девяноста лет жить–не тужить, как Берроуз прямо. А, может, вообще вечно жить будешь, если не сторчишься. Сейчас чпокнусь и до утра спокойно досижу. А ты, если хочешь, спи…
Но сон у Марка прошел. Он смотрел, как Саша зажал левую руку между закинутых друг на друга ног и почти на ощупь ввел иглу в вену где-то между большим и указательным пальцами. Чертыхнулся от боли. Надавил на поршень и выдохнул. Ненадолго – на минуту или две – откинулся на спинку жесткого сиденья УАЗика.
– Тебе замутить? – спросил потом он у Марка. – Нет? Ну, гляди сам… Сколько же мы будем караулить этого типа?.. Достало…
До половины шестого утра, когда, наконец, не появился разыскиваемый, которого опера взяли, как только он расплатился с «бомбилой», подвезшим его до дома, Марк наблюдал за Сашей. Тот то безостановочно трепался, то замолкал, словно бы медитируя. Выскочил из засады он первым. Ломая лед на замерзших лужах, подбежал к «объекту», уклонился от ножа и ударил преступника ногой в живот.
Когда копы скрутили разыскиваемого и Миха завел чихающий двигатель «буханки», Саша подмигнул Марку.
– Отлично поработали, – сказал он.
Новопашин кивнул, морщась и держась за правый бок – печёнка стонала от лошадиных доз выпитого за ночь энергетика. «Где бы достать новую?» – подумал Марк, чувствуя, как усиливается боль в боку, режет, разрывает клетки печени.
Он судорожно выдохнул из легких воздух и медленно, словно поднимаясь с глубины, преодолевая сопротивление толщ воды, пришел в себя.