Кровь как лимонад

Воронин Денис

Он отошел в сторону метров на десять, чтобы Гази его не видел, позвонил Марку:

– Уходим на бетонку перед Отрадным, сразу за строительным супермаркетом.

– Перед Отрадным? Нам до тебя еще километров двадцать.

– Двадцать?

– Ну, или около того.

– Понял. Вы уж давайте, – сказал Жека и пошел к «приусу».

Гази был готов. Отложил четки, кинул на заднее сиденье катушку прозрачного скотча.

Кавказец, почему-то показавшийся Жеке похожим на печального с неожиданного похмелья ангела, посмотрел на него и задал вопрос, от которого его вновь обдало морозом вдоль позвоночника:

– Ты помолился?

Жека не помнил, приходилось ли ему серьезно задумываться об этом

раньше – верит ли он в Бога или нет? Скорее, нет. Не его это тема, всегда других забот хватает. И, не смотря на чудовищную усталость (чего только не произошло в этот длинный–предлинный день), ему сейчас стало страшно. Как-то это не укладывалось в голове – вот он сидит в машине, жив–здоров, а через пять минут или через час от него может остаться только неподвижная оболочка, кусок мяса, а сам он исчезнет со всеми своими эмоциями и воспоминаниями. Куда? И что, насовсем? Без надежды вернуться и потрещать со старыми знакомыми хотя бы пять минут? И как же Настя?

Что бы он сделал, если был бы уверен, что Марк не успеет на помощь?

А успеет ли?

Давай же, включи голову…

Они съехали налево, в сторону широко разливающейся здесь Невы и двинулись по дороге из покрытых выбоинами бетонных плит. Кое-где из них как кости из полуобглоданной рыбы торчала проволока арматуры. На стыках между плитами «тойота» вздрагивала, и вонь от плещущегося бензина становилась гуще. У Жеки стыла кровь в жилах. Если машина загорится, выскочить они с Гази не успеют. Кого там сжигали после смерти? Викингов?

Викингам тут, кстати, наверняка бы понравилось.

Гази и Жека ехали мимо заброшенных мест, мрачных и жутких. Именно такие Жека и представлял себе, когда иногда, под настроение, слушал у Горца дарк-эмбиент и ритмик-нойз с американского лейбла «Tympanik Audio», ярым поклонником которого тот был. Заросли кустарника и сухого бурьяна, невысокие строения из кирпича. Большинство – с заколоченными или, наоборот, с вынесенными, выломанными и выбитыми окнами и дверьми. Попалось только одно неразграбленное. Закрытое, с целыми стеклами, толстым слоем покрытыми пылью, и с выгоревшей вывеской «Кафе», но чувствовалось, что этот мнимый порядок ненадолго. Потом Жека увидел загнанную в тупик и в нем же испустившую дух электричку – наполовину сгоревшую, наполовину порезанную на металл. Он вспомнил, как однажды на даче в Солнечном на их участок заползла змея, и дед Стас убил ее, разрубив пополам ударом лопаты. Когда змея затихла, дед унес ее и выбросил за участком. Изувеченная, с разбитыми стеклами в кабине машиниста, со следами пожара в предпоследнем вагоне, электричка была похожа на ту змею.

В какой-то момент Гази крутанул руль, сворачивая с бетонки. «Приус» сильно тряхнуло в яме, он натужно взревел мотором, выкарабкиваясь из нее. Потом осторожно перебрался через ржавые рельсы.

Впереди расстилался невеселый даже в этот солнечный вечер постиндустриальный пейзаж словно из какого-нибудь «Коянискацци». Заводские корпуса вдалеке – слепые окна и плоские крыши, заросшие молодыми деревцами. Над одной из крыш вился плотный багрово-серый химический дым. Между цехами – заброшенные линии узкоколейки с останками рыжих как муравьи маневровых тепловозов и покореженными, по виду – давно неживыми, козловыми кранами. Краны были похожи на марсианские треножники. Правее, у полуразрушенного забора – груды черных деревянных шпал. Ближние к забору были сложены штабелями, остальные – свалены насыпом. Нагревшиеся за день на солнце, они даже на таком расстоянии пахли креозотом. Землю и выжженную за лето траву вокруг покрывала красно-черная, уже подсохшая после вчерашнего дождя пыль, столбом поднимающаяся к все больше и больше розовеющему небу за машиной, медленно ехавшей по почти незаметной дороге с неожиданными артефактами

в виде кусков асфальта. Там–сям сверкали лужи и наполненные темной стоялой водой рытвины.

Воняя бензином, «тойота» приближалась к разоренным промышленным корпусам.

– Что это за место? – спросил Жека.

Гази покачал головой и молча вел «приус» дальше. Жека уже не думал, что он ответит, но чеченец вдруг произнес:

– Тут при Союзе был мачтопропиточный завод.

– Мачтопропиточный? – удивившись, переспросил Жека.

Как будто бы в бензиново-креозотном воздухе пахнуло морской романтикой. Или это был бриз с Невы?

– Да, пропитывали антисептиками шпалы и мачты-столбы для линий электропередач. Чтобы не гнили, – сказал Гази и перехватил взгляд Жеки. – Я когда услышал, тоже первым делом подумал про парусники… «Пятнадцатилетний капитан» – любимая книжка в школе была, читал раз сто. Родители говорят – читай, что учительница задала, хватит уже Жюль Верна читать. А задали там «Евгения Онегина» какого-нибудь, и чего? «Куда, куда вы удалились моей весны златые дни?»… А там Негоро топор под компас «Пилигрима» подсунул, помнишь?

– Смутно, – признался Жека. – Я читал его только раз. Моя любимая у Жюля Верна книжка называлась «Кораблекрушение «Джонатана». Мне ее знакомая библиотекарь отдала, она у них все равно шла на списание – вся драная была. Вот её, считай, наизусть выучил, пока совсем не порвал.

– «Кораблекрушение «Джонатана», – задумчиво повторил Гази. – Странно, не помню такую. А про что там?

– Про одного анархиста. Он удрал из Европы и жил себе не тужил у индейцев на Огненной земле, пока там в шторм не разбился корабль. Пассажиры – их там было много – спаслись. Организовали на острове колонию, а анархист этот стал у них за главного. Ну, и всякие приключения там… Знаешь, что-то вроде «Лоста». Очень в детстве мне нравилась, – Жека удивился своей разговорчивости в такой ситуации. Прямо стокгольмский синдром.

– Теперь уже не прочитаю, – покачал головой Гази. – Не успею. Жаль…

Жеку будто обдало жидким азотом – как бывает, когда жарким летом заходишь в магазин цветов, где на полную молотят промышленные кондиционеры.

– Гази, тормозни на минутку.

– Опять? – спросил чеченец, потом кивнул и остановил машину. – Я бы на твоем месте к урологу сходил.

– Схожу, – усмехнулся Жека. – Вот прямо завтра и пойду, если отпустишь.

– Давай, не задерживайся.

– Конечно.

На улице начинало смеркаться и становилось по-настоящему холодно. Жека отошел в вечернюю тень от скинутой с рельс вагонетки, к частично разрушенному двухэтажному зданию из грязно–белого кирпича. Бывшее заводоуправление? Склад?

Перед зданием стоял большой, в три человеческих роста, гранитный памятник неизвестному деятелю. Кому – понять было нельзя, у памятника отсутствовали голова и руки. Как у неопознанного трупа, мелькнуло у Жеки неприятное сравнение. Скоро он может стать точно таким же телом без головы и рук. «Сворачивать после электрички, завод», – одной рукой набрал Жека сообщение, второй направляя льющуюся из него струю на кирпичную стену. Так, глядишь, он и жонглером станет. Или эквилибристом. Пойдет в цирк выступать, если с токарными станками не сложится.

В этот момент Жека вдруг понял, что не верит, что Марк догонит их – если только вышлет на перехват самолет-беспилотник. Эта мысль одновременно расстроила его и напомнила о чем-то важном… О чем-то, что он давно уже должен был додумать… Сзади, никого не таясь в своем амфетаминовом бесстрашии, посигналил Гази. Жека, не оборачиваясь, поднял руку и кивнул. Выдохнул изо рта клуб пара и направился к «тойоте».

– Не боишься? – спросил Гази у Жеки, когда он сел.

Тот равнодушно пожал плечами, стараясь «держать марку»: