Кровь королей
Шрифт:
Судя по всему, это и была Вайолка, мать виновницы сражения, не пожелавшей мирно выбрать себе жениха. Младшей девочки, той самой Каце, рядом не было. По-видимому, мать всё-таки загнала её спать, чтобы она здесь побоище не узрела.
Сама же молоденькая Джофранка в бело-красном платье и бантом-цветком в волнистых каштановых волосах, не выглядела удивлённой или расстроенной таким жестоким и кровавым исходом поединка, однако какой-то радостной и счастливой тоже явно не была. Периодически она с жалостью смотрела на тело Стево, на то, как прижимает его к себе безутешная мать мальчишки, но в то же время взволнованно поглядывала
Победитель был в сознании, ловил её взгляд и улыбался, вскидывая растрепавшиеся волосы, которые следовало бы снова собрать в хвост или хотя бы красиво расчесать. Зрелый лекарь, не совсем старик, но и лет на десяток старше Тамаша и других местных мужчин, вовсю занимался тяжелым ранением, уже аккуратно избавившись от лезвия в теле, обливая кровоточащую рану пшеничным спиртом и какими-то травяными мазями.
— Что ж… — произнёс наконец глава табора, подтолкнутый выйти на поляну, — Я, думаю, что итог подводить и объявлять бессмысленно. Мы все видим исход, все скорбим по Стево, а победителем на дуэли становится Шандор, ему и жениться на Джофранке, — заключил Тамаш.
— Ты думаешь, — взревела на того передразнивая мать убитого, снизу взирая сквозь слёзы, сидя на траве вся в крови убиенного сына, — Да, что ты думаешь! Убил мальчика моего! Не мог рассудить их по-человечески! Испытание какое дать, — всхлипывала она, не зная, что придумать.
— Ты знаешь обычаи, — со вздохом и явным сожалением заметил он, хотя поначалу насупился, чтобы произнести это со строгим и серьёзным видом, задавливая авторитетом, — Почему сама дала зайти на поляну, взять нож и биться? Почему сама не остановила? Я не буду отвечать за всех безрассудных, кто хочет в дуэли траву своей кровью обагрить!
— Так от нашего табора ничего не останется, — горевала и плакала женщина ему в ответ, снова склонив голову над телом Стево.
Однако же, это явно был какой-то единичный случай подобной смерти за долгие последние годы. Порезы и раны, выбитые зубы, сломанные носы, может быть даже сломанные руки или ноги в драках, крепких удушливых захватах и поединках, — всё это бывало в потасовках по поводу и без, но такое кровопролитие, быть может, в данном таборе и вовсе случилось впервые.
Тамаш лишь хладнокровно твердил про законы табора, установленные предками, которые все обязаны чтить и уважать, при этом было видно, что у него сердце болело от потери Стево, который никогда не слыл плохим или коварным парнем.
Многие мужчины глядели теперь молча, без былого задора, взрослые женщины либо плакали, чёрными платками вытирая слёзы, либо покачивали головой со всем сочувствием и явным непониманием, как же такое кровопролитие случилось. Некоторые молодые девушки стояли в шоке, с широко раскрытыми глазами или поднятыми к голове ладонями, не верящие, что в их таборе произошла подобная резня.
И лишь маленькая Синеглазка отчего-то без ужаса и страха взирала на поле их битвы. Немало цыган стояли сбоку или даже сзади от Стево, когда случился тот самый прыжок, но ей по воле случая повезло быть с другой стороны и видеть молниеносный рывок Шандора в самом лучшем ракурсе, да ещё и снизу вверх, благодаря невысокому росту, отпечатав в памяти каждое движение лезвия в этом грациозном ловком полёте.
Эта сцена, да и предшествующие ей трюки с прыжками, сейчас в замедленных чётких движениях проигрывались силой яркой впечатлительной памяти в её детской голове, врезаясь невероятной силой полученных впечатлений.
Да к тому же он был серьёзно ранен, но сумел собраться для отчаянного финального рывка, сохранил силы после различных выпадов и прыжков, смог на мгновение забыть о боли, не свалился от усталости и кровопотери, а умудрился нанести смертельный удар и даже почти приземлился на ноги после совершённого сальто через тело несчастного парня.
— Хочу также, — сказала она случайно вслух, хотя это всего лишь был поток заворожённых, но уверенных мыслей, — Хочу также прыгать, также обращаться с ножом, уметь то же, что и он, — имела она в виду победителя дуэли, конечно же.
— Значит останешься, и будешь у него учиться, — присела Маргарита с ней рядом и прошептала на ухо дочери.
Синеглазка робко кивнула, не очень представляя себе такую жизнь, но, похоже, уже смирившаяся с участью, что её так или иначе оставят здесь на воспитание. Биться в истерике и несогласно орать было всегда не по её части, она была воспитана быть кроткой и примерной леди, чтить отца, никому не мешать, играть, читать да гулять по замку, предоставленная частенько безо всяких нянек сама себе.
Теперь она была вынуждена жить с кочевниками, однако не обязана была во всём их слушаться. Они не были ей ни отцом, ни матерью, ни какими-либо родственниками вовсе. Она могла учить с ними лишь то, что ей было интересно. Владеть ножом, прыгать, задирая ноги так, как ни одной благовоспитанной леди было бы всю жизнь недозволенно. Девочка ощутила привкус свободы, а также понимала, что такая самооборона для неё в их краях ещё обязательно сможет пригодиться. Нужно было только, чтобы Шандор выжил, а мать уговорила его учить девочку всему вот этому, что та сегодня увидела.
— Хочу, как он, чтобы он научил, — произнесла она тихо, снова словно просто озвучивая собственные мысли.
— Ну, тогда сходи к нему сама, проведай, попроси, — посоветовала Маргарита, и выпрямилась, определённо терзаясь в душе от таких желаний дочери, но тоже, как и та, чувствуя, что подобные навыки боя и выживания не пройдут для неё даром и, быть может, ещё пригодятся и выручат девочку когда-нибудь в будущем, а то и не раз.
Было необходимо набраться смелости и сделать шаг, затем ещё один, другой, следующий, ещё и ещё. Отойти от матери и самой пройтись по табору, огибая толпу или даже проходя мимо множества стоящих незнакомых людей, куда-то туда, за их спины к кибитке, где был ещё один незнакомец, чьё имя она едва запомнила от предваряющего их смертельную схватку пояснения сиплого старика.
И, переборов детский страх и внутреннее смущение, она сделала это. Ушла с того места, где была укравшая её из замка мать, где стоял тот самый дедушка, прочь от них, мимо столпившегося народу, глядящих на безутешное горе несчастной женщины, только что потерявшей сына.
Но Синеглазка была уверена в победителе, и что тот показал настоящие чудеса техники человеческого тела, по праву заслужив свою победу. Ей было жаль парня, жаль его родителей, но и быть на его месте она явно никогда бы не хотела, уж лучше уметь за себя постоять, знать все возможные приёмы проворного соперника и самой уметь их вытворять.