Кровь на черных тюльпанах
Шрифт:
— Там конференц-зал, — Лиз показала пальцем себе за спину. — Пресс-конференции, брифинги, просмотры фильмов.
Чип еще раз оглядел холл, прошел к столикам, где лежали брошюры, взял одну, другую, полистал и положил на место.
По светлому мрамору они прошагали пару лестничных пролетов наверх и очутились в длинном полутемном коридоре, в конце которого находился бар. Элегантные официанты, один постарше, другой помоложе, чистые, ухоженные, молодая женщина-бармен с мягкой улыбкой и теплым взглядом, казалось, давно их ожидали. Гости еще не успели выбрать один из
Объяснения с ним Лиз взяла на себя, и вскоре апельсиновый сок, кофе и орешки — для Чипа, запотевший бокал водки с лимонным соком — для Лиз уже стояли на низком столике. Официант исчез.
— Хорошая школа, — отметил Чип, разглядывая бар. Что-то показывали по цветному телевизору, но звука не было слышно: в полумраке бара среди горящих и оплывших невообразимыми стеариновыми сталактитами свечей торжествовал «легкий рок».
— Здесь уютно. Можно поговорить. Никто не станет к тебе приставать с комплиментами, как в Доме журналистов. Мы туда почти не ходим.
— Официальная установка?
— Считай, что так.
— Выходит, вы сами избегаете общения, а затем жалуетесь на недостаток информации?
— Я, с учетом московских рынков, на это не жалуюсь… Скажи-ка лучше, что будет дальше? Какова погода на завтра?
— А что с тобой может быть? Времена меняются. Уже изменились. Раньше твой вынужденный отъезд из Москвы стоил бы тебе много хлопот. А теперь ты можешь смело утверждать, будто это не ты совершила наезд, а тебе учинили провокацию, послав под колеса твоей машины тех несчастных. Сейчас, — Чип сделал ударение на этом слове, — сейчас тебе поверят и будут жалеть. Потому что хотят верить всему, что говорится «про этих русских».
— А наши дела? — уточнила Лиз.
— Тебя ведь за руку не поймали, — успокоил Чип. — Раньше они с вами не церемонились. Вспомни старых «боевых слонов», которые провалились здесь на шпионаже.
— Ну да, — возразила Лиз. — Они теперь просто вычисляют, «кто есть кто», и человек сам собирает чемоданы.
— Ваше счастье! Все тихо, спокойно. А мы в УМС можем «отмывать» вас и обвинять русских в провокациях. Вам же лучше.
— Наверное, — согласилась Лиз, но тут же возразила: — А Пайпер и Уитни, которых повели здесь на суд за клевету? Это же крах карьеры. Кто возьмет к себе на работу профессионала с клеймом клеветника?
— Эти двое сами вляпались в историю. Это их проблемы.
— Как будто не ваши!
— Наши проблемы, дорогая, в прошлом. Когда вы на всех углах трезвонили о нашей «редакции»…
— Ты имеешь в виду «общую редакцию»? — перебила Лиз.
— Ее. Президентские директивы по ней и закон об ответственности за «утечку» информации в прессу немного вас обуздали. Теперь вы сами будете бегать к нам за материалами, девочка. И с удовольствием и благодарностью печатать все, что нам заблагорассудится. Мы теперь прочно уселись в одну лодку. Нам вместе плыть.
— Считай, что я уже приплыла. Ты ведь знаешь, с каким трудом я прорывалась в Москву на место шефа бюро. Правда, не без вашей помощи, как и многие другие здесь, которые корчат из себя гениев, а тоже становятся на четвереньки и лают, стоит вам щелкнуть пальцами.
— Много колкостей, Лиз. Тебе не идет.
— Как я вписываюсь в ваши планы, Вирджил?
— Все так же, моя дорогая. Все так же. Но оставим… — Чип кивнул на трех молодых парней, что сели за соседний столик.
— Это сотрудники отдела печати, — показала она глазами в потолок. — Скроемся от них в ресторан.
Незадолго до закрытия ресторана они покинули пресс-центр. Накинув плащи на плечи, прошли мимо милиционера, постояли немного во внутреннем дворике.
— Хорошо здесь, — сказал Чип. — Тихо, уютно, сытно…
Уже в машине его осенило: надо будет включить в отчет иск против Пайпера и Уитни за клевету, о чем говорила Лиз. Не значит ли это, что русские намерены активно использовать свои законы? А что, если они применят к кому-нибудь из наших людей свой закон, запрещающий пропаганду войны?
Чип поежился. Он знал, что по ряду тайных операций ЦРУ, которые он должен проталкивать под прикрытием УМС, не один и не два «журналиста» призваны заниматься тем, чтобы в воздухе все гуще пахло «советской угрозой». Эти люди проходили у них как «ночная стража».
«Додумаем завтра», — сказал себе Чип, узнав огни Калининского проспекта и огромный светящийся глобус.
— Лиз, давай в «Россию», — сказал он решительно. — Мне надо еще поработать. А в аэропорт я тебя провожу. О’кей?
Приватная встреча друзей, как назвал ее Дик, началась где-то в четвертом часу пополудни на квартире одного из американских корреспондентов, на днях уезжавшего в отпуск в Штаты.
Считалось, что будут просто проводы коллеги, хотя приглашенные уже знали, что состоится нечто вроде инструктивного совещания или своего рода закрытого брифинга с участием высокопоставленного сотрудника УМС. Такие встречи «только в своем кругу» нередко проводятся в посольстве. На этот раз, однако, решили, что будет гораздо удобнее придать ей видимость частной встречи, поскольку приглашались два западных немца, два француза и скандинавы.
Как и предполагалось, приехали все, кого хотел видеть Чип. Ему представили и еще несколько человек, фамилии которых он так и не запомнил.
Подали аперитив, сдобные домашние пирожки и кофе. Обстановка была непринужденной. Чип присматривался, прислушиваясь к комментариям хозяйки дома.
Она знала многое и, судя по мимолетным фразам, не очень-то жаловала тех, кто собрался под ее крышей.
Компания бурлила, взрываясь хохотом.
— Господа, — повысил голос Маккормик, и все на мгновение смолкли. — Я представляю вам мистера Вирджила Чипа из УМС, близкого друга Чарльза Уика. Он любезно согласился уделить нам некоторое время, а если потребуется, то и ответить на ваши вопросы. Хочу при этом напомнить, что наша встреча носит частный характер, поэтому прошу не делать никаких ссылок на мистера Чипа. Он очень будет вам признателен за ваши критические замечания и конструктивные предложения по проекту УМС.