Кровь на колёсах

Аввакумов Александр

— Все ясно, Виктор Николаевич! — ответил дежурный.

Из сейфа я достал документы и, открыв папку, приступил к изучению рапортов старших групп. Все рапорта были практически одинаковы по своему содержанию. Наша работа по изъятию похищенных машин стала заметно пробуксовывать.

Все старшие групп, как под копирку, сообщали, что все проверяемые ими места возможного нахождения покупателей краденых «КамАЗов» оказались пустыми. В отдельных адресах вообще отсутствовали проживающие люди, квартиры были заперты.

«Испугались! — подумал я. — Спрятались, как крысы по норам. Думают отсидеться до лучших времен. Ладно, сами! Нет же — потащили и семьи! Интересно, а их жены ходят на работу или взяли отпуска? Необходимо это проверить, если работают, встретить после работы, проехать по адресам и провести в квартирах обыски».

Достав их кармана блокнот, я записал в нем намеченное мероприятие. От размышлений меня оторвал Старостин, вошедший ко мне в сопровождении миловидной женщины лет тридцати пяти.

— Виктор Николаевич, здравствуйте, — произнес он. — Вот, как вы просили, доставили гражданку Ким Анну Семеновну.

Я с нескрываемым интересом посмотрел на Ким. Женщина была абсолютно спокойна, словно находилась не в кабинете милиции, а в гостях у подруги.

— Ну что, Анна Семеновна, — с нескрываемым азартом обратился я, — присаживайтесь как вам удобнее. У меня к вам очень много вопросов, и наша беседа будет долгой.

Анна Семеновна, поправив юбку, чтобы не помять, осторожно присела на стул. Холеные, унизанные кольцами пальцы выдавали хозяйку мелкой дрожью.

«Все-таки переживает, — заключил я, — но держится великолепно!»

— Анна Семеновна! Нам известно, что вы вчера утром встретили сотрудника нашей группы Агафонова и сообщили ему о том, что вам ночью звонил ваш муж и сказал, что в поселке Целинный стоят два похищенных из Челнов «КамАЗа», один из которых принадлежит вашему мужу. Это правда?

— Я не знаю никакого Агафонова, и ни с кем я не встречалась, ни с ним, ни с вами. Меня, к вашему сведению, вообще вчера не было в городе, и я не понимаю, о чем вы говорите, — выпалила она.

— Вы подумайте, Анна Семеновна, над моим вопросом. Не надо спешить с ответами, — спокойно продолжил я. — От того, что вы мне будете говорить, а также от вашего личного поведения зависит, уедете вы сегодня в Набережные Челны или нет.

— Что вы меня пугаете! — дернула плачами она. — Меня пугать не надо. Я уже пуганая. Причем здесь мое личное поведение? Кто вы такой, чтобы судить о моем поведении, священник или учитель? Может, я всегда такая.

— Анна Семеновна, я вам второй раз задаю тот же вопрос. Где вы были вчера утром? — настаивал я. — Назовите адрес, фамилии людей, которые подтвердят ваше алиби.

— Какое это имеет значение, где я была, — вновь с вызовом ответила дама и демонстративно отвернулась. — Может, у любовника? Мне что, назвать его фамилию?

— Давайте оставим на время ваши амбиции. Я не ваш муж и не пытаюсь уличить вас в неверности. Дело в том, что наш сотрудник Агафонов, поверив вашим словам, выехал в поселок Целинный. По дороге их машина попала в ДТП. Это было не случайное ДТП, а заранее спланированное и подготовленное преступниками. Самое страшное для вас, что в этом ДТП погиб Агафонов, а еще несколько сотрудников получили ранения и находятся в больнице в крайне тяжелом состоянии. Вы понимаете, о чем я говорю? Сейчас мы пытаемся понять вашу роль в этом преступлении. Скажите мне, где вы были вчера утром.

Анна Семеновна сидела, тупо уставившись в одну точку.

Прошла минута, вторая, но она по-прежнему сидела молча, рассматривала что-то на моем столе.

— Хорошо. Раз вы молчите, мы будем решать этот вопрос по-другому.

Я достал из сейфа постановление об аресте и демонстративно положил его на стол.

— Анна Семеновна! Передо мной лежит пустое постановление об аресте. Сейчас от вас зависит, впишу я туда вашу фамилию или нет. Я вас обвиняю в причастности к покушению на работников милиции, повлекшей смерть одного из них. Вы, наверное, догадываетесь, что это тяжкое преступление, и наказание будет весьма серьезным. Если я сейчас вас арестую, вам будет очень трудно в местах лишения свободы. Намного труднее, чем любому другому осужденному, потому что вы будете сидеть за смерть работника милиции. Поверьте мне, администрация колонии сделает все, чтобы годы вашего заключения показались вам адом.

Я взглянул на лицо Ким. Сказанное мной заметно испортило ее миловидное личико. Оно стало похоже на маску, бледную и безжизненную. Из ее глаз неудержимо потекли слезы, оставляя темные следы от косметики. А правая щека стала нервно подергиваться, искажая лицо до неузнаваемости.

Я понял, что мои слова кучно легли в цель.

Анна Семеновна Ким больше всего в жизни боялась тюрьмы и сумы. В возрасте восемнадцати лет она по рекомендации своей тети поступила на работу в продовольственный магазин. Проработав в магазине чуть более года, Анна научилась всем премудростям советской торговли — ловко обсчитывать и обвешивать. Она стала настоящим психологом и с первого же взгляда определяла, как действовать — обсчитать покупателя или обвесить. Если покупатель внимательно смотрел на весы, она легко обсчитывала. Если был не особо внимателен и больше смотрел на товар, она обвешивала.

Ее книжка в Сберегательном банке регулярно пополнялась вкладами, а импортный холодильник еле закрывался от обилия деликатесов. Вскоре юная продавщица купила себе кооперативную трехкомнатную квартиру, которую обставила модной, равно дорогущей, мебелью.

Ее знали практически все руководители города и нередко обращались к ней с просьбой достать какой-нибудь дефицит.

Но, как это часто бывает, счастье закончилось в один момент. Ким арестовали за хищение государственного имущества и поместили в небольшую камеру местного изолятора. Она сидела там, покинутая всеми друзьями и знакомыми. Каждый из них моментально забыл ее, словно и не было.

От тюрьмы ее спасли прекрасная внешность и молодое тело. Она вступила в так называемую запрещенную связь со следователем, ведшим ее уголовное дело. Эта связь продолжалось около полугода — то есть весь срок, что она провела в изоляторе.

Через четыре месяца Анна Семеновна поняла, что забеременела, и тут же сообщила об этом следователю. Спустя еще два месяца ее выпустили. Сделав криминальный аборт, она через некоторое время забыла о страшных днях, проведенных в тюрьме. Сейчас, слушая сидевшего перед ней милиционера, она моментально вспомнила камеру, в которой провела долгих шесть месяцев.