Кровь над короной
Шрифт:
— То полное право вашего сиятельства, — склонился в поклоне чиновник. — Его сиятельство вижу рядом с вами, а его имп… а его царское величество узрел собственными глазами. И перед волей вашей склоняюсь! Позвольте мне печати снять с ларца?!
— Делай как велено, — отозвался князь, и спокойно смотрел, как «тайник» живо соскреб три печати из сургуча и развязал многочисленные веревочки. Затем низко поклонился и вышел.
— Сейчас посмотрим, что в ларце хранится, — Долгорукий снял с шеи ключик и вскрыл со щелчком замок. Откинул
— Так, это по твою персону, граф, — титул дался Долгорукому легко. В императорской грамоте указывалось, что за оказанные заслуги державе Российской, Алексею Григорьевичу Орлову возвращается титул и чин генерал-майора с кавалерией ордена святого Александра Невского. А еще назначается он главным воеводой всего черногорского войска и ополчения, которому следует придать должный вид регулярства на манер егерей, что в российской армии службу несут.
Юрий Владимирович посмотрел на Алехана — тот побагровел от оказанной ему чести. И задумался — видимо, решая как мундир себе новый пошить, ибо кафтан не самая подходящая форма.
— На бриге загружено три тысячи обновок егерских. Есть там для офицеров, они на генеральские похожи, только накладки сделать нужно. Завтра подберешь себе мундир подходящий, граф!
Князь пришел к нему на помощь. Затем достал красную ленту с рубиновым крестом и шитую серебром звезду — вручил Орлову. И углубился в изучение других грамот. Потребовалось четверть часа, чтобы разобраться, и он закрыл крышку небольшого ларца.
Посмотрел на Алехана — тот с блаженством на лице сидел на топчане и гладил заново полученные награды. Много ли такому честолюбцу для полного счастья нужно?!
— Там грамоты царю Стефану с орденами — перед Скупщиной вручить надо. И медали золотые для старейшин и воевод три десятка, да серебряных сотня для уважаемых людей. И грамоты на них стопкой — только имя вписать. Митрополиту золотой крест с каменьями, и грамота от патриарха. И еще полдесятка крестов поплоше — для награждения архимандритов. А еще приказано выдать всем старейшинам по пять червонцев, воеводам по пять полуимпериалов, а всем кто на Скупщине голос подает по два рубля серебром — полтинами и полуполтинами — их отныне больше не чеканят, вот сюда и прислали. У нас теперь новые монеты и ассигнации в ходу — ими велено платить все подати обязательно. Казну егеря сюда доставят и охрану в пути обеспечат.
Князь остановился, потер переносицу и тут вспомнил:
— Да, там еще грамота дезертиру твоему — хорунжему Емельяну Пугачеву, что в Пруссии из полка донского сбежал с тобою. Впредь в Россию ему не являться, а супруга его сюда доставлена будет за казенный счет. Жалуется еще гвардейский мундир казачий и чин сотника. Сто рублей и сабля с каменьями на корабле, доставят тоже. Император Иоанн Антонович почему-то долго смеялся, когда ему о сем Пугачеве донесли. И фразу непонятную добавил — теперь пусть у турок голова болит, если он себя вскорости новым султаном объявит…
Глава 15
Санкт-Петербург
Иоанн Антонович
утро 6 октября 1767 года
— Государь, зачем ты признал этого самозванца?!
Словно вырубленное топором лицо фельдмаршала выражало недоумение. Действительно, вот уже как полгода Миних каждый раз допытывался, почему приходилось делать той или иной шаг, но Иван Антонович предпочитал либо отмалчиваться, или отшучиваться. Но сегодня Никритин решил говорить откровенно, не желая и дальше расстраивать министра Военной коллегии — все же шутки с его возрастом недопустимы, и незачем старика, пусть бодрого, терзать лишними сомнениями.
— Какой самозванец, старый друг мой?! Вполне легитимный государь, официально и с должным почетом признанный моим величеством. Его личность, как «чудесно спасшегося императора Петра Федоровича», подтвердили многие министры нашего Кабинета, включая тебя, пусть и не вполне гласно. Было забавно тогда видеть, как вы все натягиваете на лица маски арлекинов, чтобы всем скопом государственных мужей убедить молодого князя Долгорукого, что шельма Алехан действительно спас монарха, которого удавил собственными руками!
Император и фельдмаршал переглянулись и весело рассмеялись, припоминая то заседание, где девять взрослых и маститых актеров «погорелого театра» играли свои роли ради одного наивного молодого зрителя, в беспристрастности которого никто из них не сомневался. Князь отлично подходил для данного ему поручения — он видел настоящего Петра Федоровича пару раз, и перебросился с ним небольшими речами, воспроизвести которые не представляло труда. Так что Алехан оказался умелым режиссером и постановщиком сакрального действа.
— Если потребуется, то даже герцогиня голштинская Софья-Фредерика вновь соединила бы себя с ним узами брака, — напыщенно произнес Иван Антонович, но лицемерно добавил.
— Но, к сожалению, увы нам, она отшатнулось в прежнее лютеранство, ради пользы дела. А потому на возобновление брачных отношений со своим «воскресшим мужем» Екатерина Алексеевна рассчитывать не может. Хотя я уверен, что будь расклад несколько иной, мы увидели воркующую семейную парочку, совершенно не отягощенную моралью и супружеской верностью. Лишь холодный политический расчет, изрядно приправленный цинизмом и лицемерием с ложью.
— Хорошо, что ты не послушал моего совета ее отравить или пристрелить. Я как-то привык решать дела по старинке. Не люблю, когда бывшие враги угрозу представляют!
— А вот это зря, ваше высокопревосходительство, — ханжеским тоном произнес Иван Антонович. — Врага не надо убивать, это порой экономически нецелесообразно, если есть возможность заставить его на тебя честно работать, — тут император хмыкнул:
— Зачем будущих сотрудников убивать?!
Это крайне не выгодно и опрометчиво!