Кровь за кровь
Шрифт:
– Ну, по части мистики я принадлежу к сомневающимся. Для меня главный аргумент – проза жизни. И то, что они так ловко обвели тебя вокруг пальца, наводит меня на тревожные размышления. Действительно, в твоих мозгах они копаться не могут, топтунов ты не заметил, тогда что?
Мы переглянулись. Марк сосредоточенно кивнул, будто соглашаясь со своим внутренним голосом, и сказал:
– Или элементарные "жучки" – скорее всего, в "жигулях", где вы разговариваете без опаски – или система лазерного слежения. А возможно прослушиваются наши
– Я об этом давно думал… – Плат сокрушенно покачал головой. – Да все руки не доходили.
Ко всему прочему, до работы по заданию Стеблова у нас не было каких-то особых тайн.
– Если не считать бумажник Завалихина… – Я уже освоился с возвращением в родные пенаты и мысленно обшаривал свои тайники; к моему глубокому сожалению они уже были опустошены, и теперь я выбирал удобный момент в разговоре, чтобы напомнить друзьям о праздничном ужине по случаю моего освобождения из сетей правоохранительной системы.
– Возможно. Но эти два дела никак не связаны между собой.
– А если ты ошибаешься? – Во мне проснулся бес противоречия. – Эти городские мафиозо на поверку больше приятели, нежели соперники, а тем паче враги.
– В твоих словах есть доля правды… – Плат надолго задумался.
Я сидел, как на иголках. Когда закончится этот базар-вокзал!? Да хрен с ними, с этими делами, у меня во рту уже пустыня, которая настоятельно требует орошения. Но скомкать разговор было неприлично и я продолжал стоически терпеть вечернюю внеплановую оперативку, так некстати устроенную Платом в исторический момент возвращения блудного сына.
– Неужто Завалихин или Соломонов приложили руки и к похищениям? – наконец задумчиво спросил сам себя Серега. – Нет, как-то все это не вяжется. Слишком много случайных совпадений. Это первое. И второе – зачем таким солидным бизнесменам с практически легальным бизнесом заниматься еще и очень опасным криминалом? Ведь вероятность прокола всегда имеется, а те, кто стояли над ними – в этом нет сомнений – вряд ли совсем тупые и недалекие. Одно дело работать в бизнесе, который пусть и не совсем в ладах с моралью, но находится почти в рамках закона /правда, имеющего кучу процессуальных дыр и белых пятен/, другое – вешать себе на шею камень, способный утопить не только фирмы, но и явных, а также тайных учредителей и руководителей этих сомнительных контор.
– Ладно, что сейчас голову ломать. Время покажет, – мудро рассудил я и спросил у Плата:
– Ты расскажи главное – что там с Кристиной Стебловых?
– Тебе не дают покоя сто тысяч баксов? – хмуро ухмыльнулся Серега.
– А хоть бы и так. Сам говорил, что благодаря мне наша фирма несколько поиздержалась.
Поэтому поправка финансового положения нашего О.С.А. висит на моей совести.
– Она у тебя выдержит и не такой груз, – вступил с ехидным замечанием Маркузик.
– Чья бы корова мычала… – Я по-дружески пнул его локтем под ребра. – Сексуальный маньяк…
– С Алиной очень плохо, – сказал Плат. – Она совсем с ума сошла и ее держат на уколах. А Боб не просыхает, пьет горькую
– Что же ты молчишь!? – Я даже подскочил на месте.
– Не ори… – поморщился Плат. – А то твой командный голос за версту слышно. Я вплотную занялся одной очень интересной бабулей. Помнишь, той самой, что видела в парке в день похищения Кристины какого-то странного работягу?
– Еще бы. Ей не понравилась твоя демократическая сущность.
– Точно. Мне пришлось на ходу менять лозунги и ругать президента и правительство с такой горячностью, что я даже голос сорвал.
– Помогло?
– В какой-то мере. Старушка оказалась уж больно хитра и злопамятна. Но этот момент меня как раз и воодушевил – несмотря на весьма преклонные годы, на память ей грех жаловаться. Такое впечатление, что она работала в разведке НКВД и прошла спецподготовку. Я не понимаю, почему ни милиция, ни служба безопасности не попросили ее поучаствовать в создании фоторобота этого подозрительного работяги. Он и впрямь был очень нестандартный.
– Нестандартный слесарь – это что-то новое…
– Почему новое? Вспомни Храпова и его молодцов. Но и они не тянут по сравнению с тем, кто был в парке. Во-первых, он больше напоминал бомжа, чем нормального рабочего – давно не бритый, в когда-то добротных и дорогих, а теперь мятых и грязных шмотках.
Рабочие обычно надевают сменную одежду, в основном старье, но достаточно чистое – такое, чтобы не замарать тело. Редко кто относится с полным безразличием к своему внешнему виду. Таких насчитываются единицы. Старое – да, но постиранное и заштопанное.
– Это все домыслы, – заявил я достаточно самоуверенно. – Твои или бабули?
– Ты лучше помолчи! – окрысился Маркузик. – Слушай и мотай на ус. Может, поумнеешь.
– Я готов прямо сейчас недостаток ума заменить румяным горячим бифштексом с поджаренной картошкой и порцией холодной водки… – Мне очень хотелось, чтобы мои друзья поняли этот весьма прозрачный намек.
И они поняли. Но, как всегда, превратно истолковали.
– Тебя даже тюрьма не исправила, – ехидно хихикнул Марк. – Пожрать и выпить – вот твое жизненное кредо.
– А мне оно нравится. В отличие от тебя, маминого сыночка, я хожу вечно голодным. Так что, как говорили древние, каждому свое.
– Сильвер, помечтай о вкусной и здоровой пище еще чуток, – подключился к бичеванию старого друга и Плат. – Между прочим, как отметили умные люди, на голодный желудок голова лучше работает.
– Вы садисты и извращенцы, помешанные на работе. Если будете так относиться к моей простительной слабости – ей Богу уволюсь.
– Ладно, не плачь, страдалец… – Плат улыбнулся. – Пока я болтался вместе с тобой в воздухе, Марк набил продуктами и спиртным полный холодильник.