Кровь за кровь
Шрифт:
Я стоял в вестибюле "Дарвина" и глазам своим не верил. Куда девались облезлые бемские зеркала и бархатные портьеры, скрипучие двери туалетов, покрашенные черт знает чем, и длинные тощие клячи-вешалки, сработанные, как в старину, одним топором местным плотником, бывавшим трезвым только час в день – между утренней побудкой и началом работы винно-водочного отдела гастронома?
Теперь весь первый этаж был одет в мрамор, везде стояли модерновые кадки с экзотическими растениями, а в углу вызывающе и безостановочно
Я неторопливо, с достоинством поднялся по дубовой лестнице на второй этаж, где собственно и находился обеденный зал "Дарвина". Внизу размещались кухня и большой бар. Здесь за чашкой кофе или бокалом вина кучковались дежурные "дамы" в ожидании богатого лоха, желающего скрасить ресторанное застолье присутствием представительницы несомненно лучшей половины человечества. К моему стыду, дорогие путаны полностью проигнорировали появление в кабаке Стаса Сильверстова. Но я, спрятав мужское самолюбие в карман, вынужден был констатировать, что чутье на добычу у этих сучек развито гораздо лучше, чем у собаки Баскервилей, которая по ошибке едва не сожрала Шерлока Холмса и доктора Ватсона.
Я заказал себе шикарный стол. Представив на миг лицо Маркузика в момент предоставления отчета за выход "в люди", я сочно расхохотался, чем вызвал нездоровый интерес к своей персоне со стороны официантского корпуса. Похоже, парни решили, что смеющийся и пока трезвый клиент явно не в себе, а потому за ним нужен глаз да глаз.
Глядя на официантов, я понял, почему в ресторане практически отсутствуют охранники /всего два мента на входе/ – все шнурки в красивых форменных костюмах имели по меньшей мере второй дан каратэ.
Когда я появился в зале ресторана, людей было немного. Еще не пробил час, говоря высоким слогом – главные события в "Дарвине" обычно начинались после одиннадцати вечера. А пока за столиками сидели такие же, как я, нервные одиночки, и только кое-где, местами, что-то там отмечая, гуляли небольшие компании, находившиеся в стадии алкогольного полураспада психики. Тихо, ненавязчиво играл оркестр, салаты и закуски были восхитительны, водка – в меру охлаждена, и жизнь за стенами ресторана казалась дурным сном… Балдеж!
– Стас! Тебя ли я вижу, дружище!?
Я обернулся на оклик – и глазам своим не поверил. Мамочки! Чтоб я так жил – Лева Берман собственной персоной!
– Лева!? Ни фига себе…
– Ну, здоров, гусь лапчатый…
Мы сердечно обнялись. Лева здорово располнел, и мне пришлось поднатужиться, чтобы в радостном порыве поднять его над паркетным полом.
– Садись, – пригласил я Леву. – Нет, нет! – вскричал я заметив его протестующий жест. – На хрен все твои компании. Мы с тобой не виделись… сколько?.. точно – восемь лет. Так что если сейчас не примешь вместе со мной на грудь – обижусь до хронического насморка.
Давай, давай, становись на якорь.
– Стас, я на работе.
– Не понял… – Я вытаращил на него глаза. – Ты хочешь сказать?..
– Именно… – Лева не очень весело улыбнулся. – Все как в старые добрые времена.
Руковожу оркестром.
– Ей Богу, не ожидал. Ты сразил меня наповал. – Только теперь я заметил, что в ресторане воцарилась относительная тишина; у оркестрантов начался обычный пятнадцатиминутный перерыв.
– Ты, небось, думал, что я сейчас по меньшей мере руковожу банком?
– Так ведь большинство твоих единокровных братьев после распада Союза пошло в большой бизнес. А кое-кто вообще умудрился добраться до таких высот, что страшно представить. Как это по научному – олигархи. Евреи стали столпами русского народа. На твоем месте я бы этот момент отразил в оратории или как там это называется. Ты ведь, настолько мне помнится, пробовал сочинять классические вещи.
– Было… – хмуро кивнул Лева. – Милые увлечения молодости. Мне и нынче, если честно, хочется посидеть за роялем над чем-нибудь стоящим. Увы…
– Текучка задрала?
– Не то слово… – Лева походя хлобыстнул рюмашку и зажевал веточкой петрушки. – Чтобы выжить в нынешнем бардаке, нужно постоянно и неустанно вертеться. Финансист из меня никакой, в бизнесе я разбираюсь как свинья в апельсинах, остается последнее – то, на чем воспитан. Музыка. Лабух я, Стас, по жизни лабух. И никуда мне от этого не деться.
– Линяй в Израиль. Там тоже нужны музыкальные таланты. Создашь оркестр – и по Европам. Дарю идею – будешь нести в зажравшиеся капиталистические массы музыку ресторанного подполья времен тоталитарного советского режима. Уверен, народ на твои концерты повалит косяками.
– Я уже был в Израиле. Сманили дурака… – Лева смачно завернул и вовсе не по интеллигентному. – Полгода на метизном заводе гвозди и болты в тару фасовал. Пальцы стали как обрубки.
– Что поделаешь, – заметил я философски. – Там ведь живут одни евреи. Кому-то надо пахать…
– Короче говоря, я повернул оглобли – и очутился в родном "Огоньке"… тьху! – "Дарвине". Платят здесь вполне прилично, ну а сармак… что тебе говорить, сам понимаешь. Бабки кидают не глядя. И кстати, твои русские.
– Лева, позволь заметить – не мои, а новые. Я, кроме шапки, которой у меня нет, бросить ничего не в состоянии.
– Судя по заказу, – Лева критическим взглядом окинул стол, – ты тоже не бедствуешь.
– Дружище, я здесь на спецзадании. – Я решил рискнуть – Лева всегда был надежным парнем и обычно держал язык на привязи, что особенно ценили разные совковские жучки, пропивающие шальные деньги в банкетном зале "Огонька".
– Ты мент!? – Большие грустные глаза Бермана полезли на лоб.