Кровь земли
Шрифт:
– Но вы же покинули свою страну…
– Да, чтобы спасти свою семью от голодной смерти! Что вы знаете о голоде!! О крахе!
– О крахе?
– Именно о крахе! О трагедии великого народа. Не голод так страшен, как понимание, что конец твоей Родине. Что эти все жирные твари в телевизоре вещают и врут! Я был коммунистом и верил, что мы сумеем построить великую страну, в которой все будут счастливы. Все мы верили! А потом те, кто вещал воззваниями с высоких трибун, первыми побежали на партийные деньги открывать кооперативы. Первыми начали жировать. А когда трое пьяниц в лесу подписали бумагу об уничтожении великой страны, у всех все рухнуло. Все! Свобода! А что, у меня ее не было раньше? Была! Не мог рассказывать публично политические анекдоты? Так я рассказывал их на кухне. Меня могли репрессировать? Я и так жил на буровой в тайге, куда меня дальше отправить? На берег Ледовитого океана?
– Простите. Не понял. Это кто?
– Понимаете, в России живет много национальностей, если память не изменяет, то сто восемьдесят, в том числе и евреи. И вот есть евреи и жиды. Это разновидность от первых. Есть нормальные мужики евреи, с которыми вместе тянули лямку. А есть, кто на пене революции всплыли. Как дерьмо всплывает. Как после 1917 года. При царе евреям запрещено было селиться в городах. Исключение составляла профессура, доктора. Но вот случился Октябрьский переворот, то вот эти «проклятьем заклейменные» и пришли к власти. В составе первого Совнаркома только один был грузин – Сталин, а остальные – жиды. И они уничтожали народ России. И потом просочились в ЧК, в правительство и начали планомерно крушить все и вся. И только Сталин сумел остановить это нашествие. Вот тогда и пошли репрессии и ГУЛАГ, который вы на Западе так любите обсасывать. То, что американцы планомерно уничтожали и продолжают уничтожать индейцев – это все знают, но молчат. Если бунтуют черные – это нормально. Но стоит индейцам что-то сказать о своей участи, так их тут же подавляют без всякой оглядки. И когда умрет последний индеец – это будет величайший праздник для американских жидов! Вот поэтому я настороженно отношусь к евреям. А вдруг он – жид?
– Вы не боитесь вот так открыто говорить? Мне рассказали, что дома оборудованы оптическими и аудиожучками. А вы такое говорите…
– А! – устало махнул рукой Джон. – Я их выломал сразу после заселения. Это уже в крови. Не люблю, когда меня подслушивают. В Советском Союзе привили на всю жизнь. А сейчас уже устал бояться.
Он снова ушел в пространные рассуждения.
Я смотрел на него, выражая на лице величайшее изумление и одобрение его идеям, а сам думал.
Мне и моим родителям известно это смутное время конца восьмидесятых – начала девяностых в России. И голод, и холод мы испытали вдосталь. Самым лучшим подарком, который моя семья запомнила на всю жизнь, был мешок картошки на Новый год! Мама хлопотала вокруг нашего гостя и причитала, что не сможет так же отблагодарить. И картошку мы потом и жарили, и тушили, и варили в мундирах, запекали в кожуре в духовке. Миллионы граждан России жили так же. И выжили! Потому что верили, что получится выжить. Не благодаря той власти пришлых людишек, а вопреки!
Когда был в командировке в России, то ко мне обратились с необычной просьбой:
– Слушай, у нас тут есть один городской сумасшедший. Пишет какие-то фиговые книжки. И носится с идеей об издании этого бреда за границей.
– При чем тут завод, станки, буровое оборудование и писатель, который считает, что он Чарльз Диккенс?
– Тебе этого не понять. Специфика. Россия. На Руси всегда почитали юродивых. Но он еще возглавляет партию оппозиции. В Москве его ценят. Здесь вроде филиала этих сумасшедших у нас. Они кричат, что надо строй поменять. Надо равняться на Запад и жить по их меркам. И вот если что не так, если кто на него косо посмотрит, то он пишет в прокуратуру, налоговую и черт знает кому. И приходят, и проверяют тебя. Выворачивают наизнанку. Потому что если не найдут, то он пишет на них, что мы им взятку дали. Короче, тебе не понять.
– Ты прав. Мне этого не понять. Вообще. Так что он хочет от меня?
– Этот чудак на букву «М» прознал, что к нам приехал американец. Вот он и загорелся идеей перевести и издать его произведение в США.
– Но я не знаю никого из издателей и литературных агентов. Насколько мне известно, то предварительный отбор ведут литературные агенты, которые потом защищают свой проект перед издателем.
– Давным-давно известный русский поэт сказал: «Поэт в России больше, чем поэт!» – и этому нашему идиоту в голову запала эта строчка, вот и носится с идеей мессианства. Мы бизнесмену скидывались, чтобы он издал свою книжонку. Ни одно издательство не хотело издавать этот бред. За деньги издали. Теперь ему в голову втемяшилось, что его признают за рубежом. По Интернету отправлял. Все отказали.
– Я понимаю, что в России несколько иное отношение к книгам, чем на Западе. В Америке, насколько я знаю, любая книга – это рискованное вложение денег. Книга – коммерческий проект. Надо понимать, насколько она будет востребована.
– Ты послушай его, ничего не обещай, мол, попробую, но не более того.
– Коль он такой диссидент, то меня не арестует ваше КГБ за встречу с ним?
Мне еще не хватало вляпаться в такую историю. Тогда местное управление меня точно внесет в список неблагонадежных и, чего доброго, запретит въезд на Родину. Или пришьет шпионаж, или в агенты ЦРУ запишет. С них станется, лишь бы показатели повысить да в Москву отчитаться.
Со мной работали двое переводчиков по очереди. На встречу с полоумным пошла девушка. Молодой человек пошел перекусить. Лучше бы было наоборот…
У девушки было хорошее, правильное произношение на английском. Только несколько старомодное. Примерно как вы бы говорили на дореволюционном языке. И вся она была такая стеснительная, старательная барышня. Очень аккуратная, скромно одетая, по-деловому, очки, волосы собраны в хвостик на затылке. Туфли на массивном каблуке. Отличница. Очень ответственно подошла к своей работе. Старательно переводила. Проговаривала, подыскивала синонимы к богатому русскому языку. Мужчины в ее присутствии старались не употреблять крепких выражений. Когда парень переводил, то они выражались как думали.
И вот за ужином пришел этот «гений». Тот-то не стеснялся в выражениях, чем сразу настроил против себя девушку. Она, как могла, смягчала перевод пламенной речи местного якобинца. Что в России все плохо. И вообще, это тюрьма для народов. И все прогнило. Только Запад может помочь спасти остатки интеллекта в России, в том числе и его. Он – поклонник западной цивилизации, общечеловеческих ценностей. Затянул волынку про свою расчудесную и гениальную книгу. Стал зачитывать отрывки из нее, порой вгоняя мою переводчицу – тургеневскую девушку – в пунцовый цвет.
Суть романа сводилась к тому, что из глубинки в большой город приезжает некий гражданин с идеей фикс в голове, как переустроить весь мир. Он готов возглавить крупную компанию. Но при этом у него опыта работы – сторож в школе, которую он и окончил много лет назад. Но полон энергии. На собеседовании его не принимают на работу. Чиновники его отвергают.
Трагедия маленького человека. Система его отвергает. Но он считает, что во всем виноват государственный механизм. А не то, что он ничего не сделал для себя. Не получил образования, не работал толком нигде и никогда, не имеет семьи. И решается он в это рискованное путешествие только после смерти матери. Продал дом и на эти деньги отправился покорять мир.
И вот при каждом отказе он воображает, как с его обидчиком совершают половой акт в извращенной форме. А с женщинами, которые ему отказали в приеме на работу, он сам совершает это действо, при этом демонстрирует, что является ярым поклонником маркиза де Сада.
Деньги быстро заканчиваются, а работы нет. Его никто не воспринимает всерьез. Он начинает делать то, что у него лучше всего получается. Пить и разглагольствовать перед собутыльниками. И даже они откровенно надсмехаются над ним.