Кровь земли
Шрифт:
– За контрабанду пары пачек сигарет? Не буду. – Я поднял правую руку вверх, как в суде, когда приводят к присяге: – Клянусь!
– Вы говорили, что пили чай в России. По-прежнему любите этот напиток? – тепло улыбнулся он.
– Да. Люблю. Но американцы не пьют нормальный чай. А русские пьют как англичане. Черный. Иногда с молоком. Здесь же невозможно найти приличный чай в супермаркете. Я привожу из Англии или Европы, где часто бываю по делам. Пью, по английской традиции, с молоком.
– И здесь я согласен с вами. Не чай в Америке, а какой-то фруктовый компот. Я покупаю в арабских лавочках в Остине. Но стараюсь брать в запечатанных пачках. Слишком хорошо знаю арабов, – скривился Скотт, будто съел лимон. На лице явственно читалось отвращение с презрением.
– Не любите их?
– Да… – Он замолчал, потом продолжил: – Было дело… ну да ладно. Это личное. Пойдемте.
Мы вышли и медленно пошли к его дому. Войдя, я внимательно огляделся.
– Когда-то в Америке можно было курить почти повсюду. Сейчас, в связи с этим маниакальным рвением борьбы за здоровый образ жизни, запретили. При этом все молчат, что то, что кушают американцы, уже и не еда в понимании как двадцать лет назад. Пищевой инжиниринг. Так, что-то с запахом привычных продуктов. Генно-модифцированный суррогат.
– Население планеты растет. Когда я был школьником, нам говорили, что на Земле проживает один миллиард человек. Не успел я состариться, а уже на Земле проживает шесть миллиардов. Кто-то говорит, что уже восемь миллиардов. Вы про это?
– Да. – Джон задумался. – И про это тоже. Увы. Население растет. Идет смена формаций. Арабы наступают. Китайцы наступают. Белая раса отступает. Вы же часто бываете в Европе. Как сильно изменился расовый состав? Я был в Париже, Марселе. Днем было такое ощущение, что уже нет французов во Франции. Одни африканцы и арабы. Слишком много их. Очень. И все наглые. Никто не хочет работать, ассимилироваться. Вот вы откуда приехали в США?
– Из Австралии, с перерывом на Англию.
– Да. Австралия. Отчего вам там не сиделось? Благословенный материк. Отчего назад не вернулись?
– А вы? Судя по тому, что я видел в России, голодные времена закончились. С вашим-то опытом в стране, где основная часть экспорта – нефть и другие углеводороды, думаю, были бы востребованы. И руководили бы своей или чужой компанией или бы трудились в американской компании, представленной в России. Я понял, что вы добывали нефть везде. И в России, на Ближнем Востоке, в Америке. На суше, на море. Имеете авторитетное мнение. Коль вам здесь, в Техасе, поручили возглавить целое подразделение. И обучением занимаетесь. Отчего остались? Обратно не тянет? Я, когда был в России, хотел переманить двух хороших специалистов по реставрации бурового оборудования. Нестандартный у них подход. Мне понравилось с ними работать. Они отказались наотрез, мотивируя, что без России они засохнут и старые уже. Им всего-то было по тридцать пять лет. У одного был даже вполне понятный английский. Говорили, что ностальгия их съест изнутри и сопьются на чужбине.
Скотников долго, внимательно смотрел на меня, молча, потом затянулся сигаретой. Выдохнул.
– Вы не типичный американец. Вам действительно это интересно?
– Конечно.
– Когда я только перебрался в Штаты, у меня спрашивали: «Как дела?» Я подробно рассказывал, как дела у меня. Пока не понял, что все это лишь дежурная фраза, которую прививают с детства. И всем на самом деле наплевать, как у меня дела. Здесь не с кем поговорить по душам. Просто поговорить. Коллеги? Их интересуют только производственные темы. Что-то не так – иди к психологу. У детей в подростковом возрасте возникает депрессия, хандра, сами родители их пичкают таблетками, вместо того чтобы просто поговорить, пообщаться, узнать, что тяготит их ребенка.
– А в России не так? Я просто не жил так долго там. Командировка.
Он снова посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом. Потом вымучил из себя американскую улыбку.
– А давайте выпьем?!
– Давайте. Только не очень много.
Мы уже давно стояли на пороге дома Скотникова. Он подряд выкурил две сигареты. В руках крутил зажигалку.
Поднял зажигалку на уровень глаз, щелкнул ею.
– Видите зажигалку?
– Да. И что в ней такого особенного?
– Это зажигалка австрийская IMCO. Модель 6700.
– Извините, но чем она так знаменита? Вот Zippo я знаю. Многие пользуются одноразовыми зажигалками, спичками. А эта… Я видел в старых фильмах.
– О! Это легендарная зажигалка! Австрийцы начали ее выпускать то ли в 1904-м или в 1907 году. С ней армии прошли и Первую, и Вторую мировые войны. Я помню, у моего деда с фронта трофейная была такая. Он до смерти курил и пользовался ею. Потом дядька забрал ее и по пьяни потерял. Или украли. Советские солдаты ее любовно называли «вдовушкой».
– Хм. А почему так?
– Потому что как вдова – безотказная на секс!
– Понятно.
– Она гораздо лучше раскрученной американской Zippo. Я уж не знаю, сколько производитель заплатил режиссеру «Крепкого орешка-2» за то, чтобы Брюс Уиллис бросил именно такую зажигалку на керосиновый след и самолет с террористами взорвался в воздухе, но эта сцена всему мира запала в память. С другой стороны, в моей зажигалке колесико спрятано внутрь. И если грязные или мокрые руки, то огонь ты всегда добудешь. Более герметичная, крышка у Zippo с ее запатентованным звуком открывания быстро разбалтывается, при падении гнется, петля изнашивается. А здесь еще вот, смотрите! – Сигарета в угол рта, морщится от дыма в глаз – вытаскивает баллон, куда заливается бензин. – Видите – свеча! Я уже не говорю про «шторку», которая опускается для обеспечения усиленного доступа воздуха, чтобы лучше горело! И вот… из-за массового безумия о вреде табака эта фирма с историческими корнями прекратила свое существование! Тысячи людей остались на улице.
– Вы сильно расстроены?
– Да! Черт побери! Я сильно расстроен! Мир безумен! Зачем бороться с табаком? Почему побеждает заведомо слабая зажигалка! Мир сходит с ума! Мало кто замечает это! Все слишком погружены в себя. Это все заговор!
– Может, пройдем в дом? А то гости Билла и Эшли уже поглядывают в нашу сторону. Завтра будут судачить в баре, что управляющий напился и нес чушь. А там, глядишь, и руководству донесут.
– Эти? – Он посмотрел в сторону дома, откуда мы пришли. Народ там стоял у порога.
Сотрудники приветливо помахали Скотникову.
Он помахал в ответ.
– Эти могут. Доносительство у них в крови. Они не прошли через ужас 1937 года. Хотя, может, и не заметили этого при Гувере и Маккартуре. А в России стучать нельзя!
– А! ГУЛАГ!
Евгений с презрением посмотрел на меня.
– Что вы можете знать, австралийцы, о ГУЛАГе! Только из фильмов, да пары-тройки книг. Не знаете – не трогайте эту тему.
Мы вошли в дом. Планировка такая же, как у соседей. Наверное, тут у всех такая.