Кровавая работа
Шрифт:
– Да, ваша правда, – сказал Терри. – Я хотел зайти к нему, когда приехал в отделение, но мне сказали, что лейтенант на совещании в Долине.
– Да, точно, – усмехнулся Арранго, поглядывая на часы. – И скоро должен вернуться. Так, говорите, вы спец по всяким местам преступления?
– Ну да. Если у вас есть кассета, я бы не прочь посмотреть.
Арранго и Уолтерс переглянулись, потом Арранго сказал:
– У нас есть кое-что лучше, чем запись с места преступления. У нас есть преступление.
Арранго отодвинул стул ногой и встал.
– Пошли, – сказал он. – И не забудь прихватить свои пончики.
Открыв
В одном углу комнаты, куда они вошли, стоял высокий стальной шкаф на колесиках. Такие шкафы ставили обычно в учебных комнатах или залах для совещаний. Когда Арранго открыл шкаф, внутри оказался телевизор и видеомагнитофон. Он включил оборудование и вставил кассету.
– Ну, поглядите и скажите нам, чего мы там не заметили, – сказал Арранго, не глядя на Маккалеба. – А потом, возможно, мы замолвим за вас словечко перед лейтенантом.
Промолчав, Маккалеб встал напротив экрана телевизора. Арранго нажал на кнопку, и на экране появилось черно-белое изображение. Терри увидел обзорный вид маленького магазина, где обычно продают товары первой необходимости. На экране был виден план магазина со стороны входной двери непосредственно перед прилавком.
Сверху прилавок был стеклянным, и на нем лежали коробки с сигарами, дешевые фотоаппараты, батарейки и прочие товары разового пользования. Внизу экрана виднелась полоса, показывающая дату и время. Потом какое-то время на экране ничего не было, а затем в нижнем левом углу появилась седая голова человека, наклонившегося над кассовым аппаратом.
– Это Чан Хо Кан, владелец магазина, – пояснил Арранго, тыкая масленым пальцем в экран телевизора. – Его последние секунды жизни на этой хреновой планете.
Кан стоял перед открытым ящиком кассового аппарата. Он разбирал четвертаки на прилавке, а затем переложил их в соответствующую секцию ящика кассы. В тот момент, когда он задвигал ящик, в кадре появилась женщина. Обычный покупатель. Маккалеб тут же узнал ее по фотографии, которую показывала ему на катере Грасиэла Риверс.
Глория Торрес, улыбаясь, приблизилась к прилавку и положила на стекло две шоколадки «Хершиз». Потом она взяла в руки свою сумочку и вытащила из нее кошелек. Мистер Кан вставил ключ в кассовый аппарат. Глория подняла глаза на владельца магазина, держа в руке деньги, когда неожиданно в кадре появилась еще одна фигура. Это был мужчина в черной лыжной маске, закрывающей пол-лица, одетый в черный же спортивный костюм. Он двигался за спиной Глории, и она его не видела. Она по-прежнему улыбалась. Маккалеб заметил, что время на камере показывало 22:41:39. Потом снова стал внимательно смотреть на экран телевизора, охваченный странным чувством ирреальности происходящего в этой черно-белой тишине. Человек, появившийся в кадре, приблизился к Глории со спины и, положив правую руку ей на плечо, левую руку, державшую пистолет, поднес к ее левому виску, мгновенно приставил к нему дуло пистолета и тут же выстрелил.
– Ба-бах! – сказал Арранго.
В груди Маккалеба все сжалось в комок и не отпускало, пока он смотрел, как пуля разнесла череп Глории и струи крови, брызнувшие из входного и выходного отверстий от пули, веером рассеялись вокруг ее головы.
– Даже не поняла, что это было, – прокомментировал Уолтерс.
Подавшись всем телом к прилавку, Глория повалилась набок, таща за собой и стрелявшего в нее мужчину, не успевшего убрать свою правую руку с ее плеча и теперь как бы обнимавшего свою жертву. Отступив на шаг и прикрываясь телом Глории, как щитом, убийца приподнял левую руку и выстрелил в хозяина магазинчика. Кан медленно сполз спиной по стене позади него, а затем повалился вперед, круша все на стеклянном прилавке, в том числе и его стеклянный верх. Руки Кана свисали с прилавка, а ладони еще какое-то время сжимались и разжимались, словно пытаясь ухватиться за что-то – как у скалолаза. Потом руки разжались, тело съехало за прилавок и все замерло.
Стрелок опустил безжизненное тело Глории на пол, так что в кадре остались видны только ее ноги и руки, остальное загораживал собой убийца. Отойдя от Глории, мужчина в маске снова посмотрел на Кана. Тот лежал на полу и был еще жив, судорожно пытаясь дотянуться до нижней полки под прилавком, лихорадочно смахивая на пол стопки коричневых бумажных пакетов. Стрелок просто наблюдал за ним до тех пор, пока в руке Кана не оказался револьвер черного цвета. Убийца в лыжной маске не раздумывая выстрелил Кану в лицо, не дав тому даже приподнять револьвер.
Наклонившись еще ниже над прилавком, практически повиснув на нем, стрелок подобрал одну из гильз, которая упала рядом с рукой Кана. Потом он выпрямился и вытащил все банкноты из открытого ящика кассы. Подняв голову, убийца как будто намеренно взглянул в глазок видеокамеры и подмигнул в нее. Это было видно очень хорошо, несмотря на закрывавшую лицо маску. Более того, стрелок проговорил что-то, глядя прямо в камеру, а затем сразу исчез из кадра, двинувшись куда-то влево.
– Он подбирает оставшиеся две гильзы, – пояснил Уолтерс.
– Камера была без звука, так? – спросил Маккалеб.
– Ага, – подтвердил Уолтерс. – Что бы он там ни говорил, он обращался к самому себе.
– В магазине была только одна камера наблюдения? – опять спросил Терри.
– Одна. Кан был не богач. Так нам сказали. Продолжая смотреть на экран, все трое увидели, как
стрелок еще раз мелькнул в углу экрана, уже выходя из магазина.
Маккалеб тупо глядел в телевизор, словно онемев от чудовищной жестокости преступления, хотя насмотрелся он в своей жизни всякого. Двоих людей пристрелили как собак ради нескольких долларовых бумажек в кассе магазинчика.
– Такого не увидишь в «Любимых домашних видео», – усмехнувшись, сказал Арранго.
С полицейскими вроде Арранго Маккалеб сталкивался по работе постоянно. Эти люди вели себя так, словно их ничто на свете не трогало. Наблюдая порой самые ужасные сцены преступлений, они при этом подшучивали. Маккалеб давно пришел к выводу, что таким был своеобразный способ проявления инстинкта выживания: действуй и веди себя так, будто тебя это не касается, отгородись от всего невидимым волшебным щитом – и останешься в живых. Такой была их нехитрая философия.