Кровавая жатва
Шрифт:
— Разгладь шляпу — помялась. И галстук чтобы спереди болтался, а то опозоришь меня на улице, — приказал я, проводя рукой по его одежде. Ничего похожего на оружие там не оказалось. — Невредно запомнить, что эта хлопушка будет у меня в кармане, всегда под рукой.
Он поправил шляпу и галстук.
— Слушай-ка, — сказал он, — я вижу, что влип, и брыкаться теперь ни к чему. Допустим, я буду слушаться. Как насчет того, чтобы забыть про эту вольную борьбу? Мне будет спокойнее, если они поверят, что я сам
— Идет.
— Спасибо, братец.
Нунана не было, обедал. Нам пришлось подождать полчаса у него в приемной. Вернувшись, шеф приветствовал меня своим обычным «Как поживаете? Ну, замечательно» — и все такое в том же роде. Максуэйну он не сказал ни слова, просто кисло поглядел в его сторону. Мы вошли в кабинет шефа. Нунан придвинул к своему столу стул для меня и сел сам, не обращая внимания на бывшего сыщика.
Я передал шефу документ, подписанный девушкой.
Нунан бросил на него беглый взгляд, сорвался со стула и заехал Максуэйну в лицо кулаком величиной с дыню-канталупу.
Удар отшвырнул Максуэйна в дальний угол комнаты, где его полет задержала стена. Стена затрещала, прогнулась, и застекленная фотография, на которой Нунан и другие отцы города приветствовали кого-то в гетрах, свалилась на пол вместе с побитым сыщиком. Толстый шеф заковылял в угол, подобрал фотографию и расколотил ее вдребезги о голову и плечи Максуэйна. Затем, отдуваясь, вернулся к столу и с радостной улыбкой сообщил:
— Таких поганцев свет не видывал.
Максуэйн, у которого хлестала кровь изо рта, носа и разбитой головы, сел и огляделся.
— Поди сюда, ты! — загремел Нунан.
Максуэйн сказал: «Есть, шеф», поднялся и побежал к столу.
Нунан приказал:
— Выкладывай, а то убью.
— Слушаю, шеф. Все было, как у нее тут написано, только этот камешек не стоил тысячу. Но дать она мне его дала, и две сотни тоже, чтобы я держал язык за зубами. Потому что я подошел аккурат, когда она его спросила: «Кто это сделал, Тим?», а он говорит: «Макс!» Громко так сказал, как будто торопился перед смертью, потому что тут же его и не стало. Вот как было, шеф, только камешек не стоил…
— К черту камешек! — гаркнул Нунан. — И кончай мне ковер кровянить.
Максуэйн выудил из кармана грязный платок, промокнул нос и рот и продолжал лопотать:
— Все так и было, шеф. Все, как я тогда сказал, только в тот раз я насчет Макса держал язык за зубами. Знаю, что надо было…
— Заткнись, — велел Нунан и нажал кнопку на столе.
Вошел блюститель порядка в мундире. Шеф ткнул большим пальцем в Максуэйна и приказал:
— Проводи малютку в подвал, пусть костоломы над ним поработают, а потом посадишь его под замок.
Максуэйн начал отчаянно взывать к шефу, но его увели, не дослушав.
Нунан сунул мне сигару, другой сигарой ткнул в документ
— Где эта баба?
— В городской больнице, при смерти. Пошлите кого-нибудь взять у нее показания. Юридически эта бумажка ничего не стоит — я ее добыл больше для эффекта. И вот еще что. Я слышал, будто Пик Марри расплевался с Шепотом. Это Марри, кажется, обеспечил ему алиби?
— Вот именно, — буркнул шеф и, сняв одну из телефонных трубок, сказал: — Магро? Найди-ка Пика Марри и попроси его сюда заглянуть. И прихвати Тони Агости, а то он слишком ловко стал ножи метать.
Нунан положил трубку, встал, пустил вокруг себя облако сигарного дыма и сообщил сквозь него:
— Я с вами не всегда играл по-честному.
Я подумал, что это мягко сказано, но ничего не ответил.
— Вы человек тертый, — продолжал он. — Сами знаете, какая у нас работа. И к тому надо прислушиваться, и к этому. Если ты шеф полиции, это еще не значит, что ты здесь полный хозяин. А вы стали наступать на хвост тем, кто в ответ может наступить на хвост мне. Я-то считаю вас правильным парнем. Но приходится подыгрывать тем, кто ведет игру, понятно?
Я кивнул головой в знак того, что понятно.
— Так было до сих пор, — сказал он. — Но больше так не будет. Начинается новый курс. Когда наша старуха отдала богу душу, Тим был совсем мальчонка. Она сказала: «Береги его, Джон», и я обещал. А Шепот взял да и прикончил его из-за этой шлюхи. — Он нагнулся и схватил меня за руку. — Понимаете, к чему я клоню? Уже полтора года прошло, и только сейчас вы дали мне шанс с ним поквитаться. Теперь в Отервилле никто больше не сядет вам на голову. С сегодняшнего дня все пойдет по-другому.
Это мне понравилось, о чем я ему и сообщил. Мы еще помурлыкали, а затем в кабинет впустили долговязого человека со вздернутым носом, торчавшим на круглом веснушчатом лице. Это был Пик Марри.
— Мы тут вспоминаем, как погиб Тим, — сказал шеф, когда Марри дали стул и сигару, — и где тогда был Шепот. Ты ведь был в тот вечер на озере, верно?
— Верно, — согласился Марри, и кончик носа у него заострился.
— Вместе с Шепотом?
— Я с ним был не все время.
— А во время стрельбы?
— Не-а.
Зеленоватые глаза шефа прищурились и вспыхнули. Он мягко осведомился:
— И где же он был в это время, знаешь?
— Не-а.
Шеф вздохнул с глубоким удовлетворением и откинулся да стуле.
— Черт побери, Пик, — сказал он, — раньше ты говорил, что был с ним в баре.
— Говорил, — признал долговязый. — Но это ничего не значит, просто он попросил, ну, я и помог по-дружески.
— А если я упрячу тебя за дачу ложных показаний?
— Не бери на пушку. — Марри энергично сплюнул в плевательницу. — Я ни в каких судах показаний не давал.