Кровавое дело
Шрифт:
— Не случилось ли чего-нибудь необыкновенного в том поезде, который привез вас из Марселя в Париж?
— Точно так-с, ваше благородие. Вышло немного неладно с одним штафиркой, которого заставили сделать налево кругом марш!
— Убийство?
— Да, нечто вроде, ваше благородие!
— Вы сидели в вагоне второго класса?
— Сбиты, как сельди в бочонке, не говоря худого слова, ваше благородие.
— Помните вы ваших спутников?
— Ну, еще бы, еще как отлично помню! Я сидел, три особы прекрасного пола, страшные хари, ну, и еще четыре человека, из которых один
— Вы с ним разговаривали?
— Как есть все время, ваше благородие! Я, как больничный сторож, никогда ночью глаз закрыть не могу. Вот он все время и рассказывал мне такие штуки, что я просто по полу катался. В Лионе мы выпили рюмочку в буфете, и я пригласил его к себе в Валь-де-Грас, чтобы в компании пропустить и другую.
— Этот человек не переходил в другой вагон за всю дорогу из Марселя до Парижа?
— И не думал! Да я и не пустил бы его, а непременно увязался бы вслед.
— Узнали бы вы теперь этого человека?
— Узнал ли бы я его?! Еще бы мне его не узнать! Он угощал меня такой толстой колбасой, которую купил в Марселе. Последний кусок мы слопали с ним в Лароше.
— А, вы ели в Лароше?
— Точно так-с, ваше благородие!
— Когда этот весельчак, как вы его называете, ел колбасу, он, вероятно, разрезал ее ножом?
— И еще каким чудесным ножом-то! Он мне рассказывал, что купил его в Марселе, а нож-то, он толковал, сработан в Париже.
Господин де Жеврэ взял со своего письменного стола нож, вырванный из раны Жака Бернье.
— Вот такой нож? — спросил он, обращаясь к сторожу.
— Именно такой. Мне так и кажется, что я вижу перед глазами его ножик. Да это его ножик и есть.
Как раз в то время, когда солдат говорил эти слова, в дверях кабинета показался Оскар в сопровождении двух конвойных.
Увидев его, Мишо вскочил со стула и побежал навстречу с радостным восклицанием:
— А вот и он, мой милый весельчак!
Он хотел было уже схватить его за руку, но его поразил вид конвойных, и он отступил на шаг с самым озадаченным видом.
— Позволь, позволь, это что такое? — заговорил он. — Да что же ты такое сделал?
— Ровно ничего, мой старый Мишо! — ответил Оскар Риго. — А дело-то вот в чем: меня обвиняют, что я будто бы убил одного пассажира в вагоне между Марселем и Парижем в ночь с 11 на 12 декабря! Ну, что ты на это скажешь, старина?
— Я скажу, что это совсем невозможно, потому что мы с тобой ни на минуту не расставались! — изумленно, но твердо отвечал служивый. — Уж коли у человека нет на совести другого греха, кроме этого, — обратился он к следователю, — то верьте мне, что он невиновен, как я сам! Честное слово военного человека, служащего в Валь-де-Грасе и состоящего на отличном счету у начальства!
Господин де Жеврэ казался убежденным.
— Хорошо, мой друг, вы можете идти, — сказал он.
— Слушаю-с, ваше благородие, и все-таки клянусь еще раз, что мы с ним ни на минутку не расставались!…
Луиджи нанял карету и велел ехать на улицу Монт-рейль, на свою старую квартиру.
Утром он уложил чемоданы и заплатил за комнату, которую занимал раньше недалеко от Пти-Полон.
Таким образом, он был совершенно готов к переезду и, погрузив чемоданы в карету, дал кучеру адрес своей новой резиденции.
Когда Сесиль вернулась из суда, доктора Пароли еще не было дома. Она заперлась у себя, попросив слугу доложить, как только он вернется.
Итальянец отправился к мировому судье, чтобы условиться относительно семейного совета. Так как у Сесиль не было дальних родственников, то доктор Пароли предложил включить господина де Жеврэ в семейный совет, а также кассира, главного надзирателя больницы и хирурга; недоставало только шестой персоны.
Анджело вспомнил о своем друге Аннибале Жервазони и, выйдя от мирового судьи, отправился к нему.
Жервазони был дома.
Пароли изложил свою просьбу.
— Все, что тебе угодно, — ответил тот, — располагай мной!
Помолчав, Жервазони спросил:
— Скажи, пожалуйста, чьим опекуном тебя назначают?
— Опекуном одной молодой девушки, которая скоро будет моей женой.
— Твоей женой?!! Значит, ты действительно решил жениться?
— Да, брак по страсти, и брак выгодный, в одно и то же время. Девушка не только богата, но и прелестна во всех отношениях. Ты увидишь ее. Я страшно влюблен.
— И тебе платят взаимностью?
— В этом не может быть ни малейшего сомнения.
— Ну, от души поздравляю!
— Не забудь, что срок твоего пребывания в клинике кончается, и я рассчитываю на тебя!
— Я уже предупредил кого следует и буду совершенно свободен через три дня. Когда соберется семейный совет?
— Завтра, в два часа.
— Я буду пунктуален.
После визита к своему другу Пароли поехал на улицу де Курсель.
— Ах, сударь, — закричала консьержка, едва он выскочил из кареты, — у меня для вас большая новость: завтра приедет моя дочь.
— Я думаю, что ваше материнское сердце должно быть этим сильно обрадовано.
— Еще бы! Monsieur Пароли, я очень рада, что вижу вас и могу напомнить об обещании, которое вы мне дали относительно моей дочери. Вы помните?
— Отлично помню! Я обещал вам заняться будущей звездой и поискать ей место в одном из парижских театров. Через несколько дней я заверну сюда, увижусь с mademoiselle Дотиль, и мы потолкуем.
— Вот и чудесно! О, вы останетесь довольны! Моя дочь не жеманница. Она хотя и играет ingenu, но за словечком в карман не полезет. С нею можно проговорить двое суток подряд, не пивши, не евши. Да, признаюсь, эта девочка доставляет мне много радости! Вы сегодня здесь ночуете, господин доктор?