Кровавое дело
Шрифт:
— В этом доме, наверное, было совершенно какое-нибудь убийство или преступление, — сказал Светляк, — и мы должны им заняться. Иди скорее в префектуру за нарядом, а я останусь стеречь. Ты пришлешь двух агентов, а сам с двумя другими ступай на улицу Генего, 21…
Флоньи отправился исполнять данное ему поручение.
Через несколько минут он был уже в префектуре и при входе столкнулся с начальником сыскной полиции.
— Куда вы так летите? Что случилось? — спросил тот.
— Начальник, — проговорил
Начальник полиции, Флоньи и четыре агента немедленно пустились в путь.
Был час ночи.
Луиджи все еще не выходил из своей засады.
Услышав, что бьет час, он перешел улицу Генего и направился к подъезду. Как и накануне, дверь оказалась запертой.
Пьемонтец позвонил. Ему отворили; он вошел, захлопнул дверь и стал подниматься по лестнице.
Сонному консьержу и в голову не пришло спросить, кто пробирается среди ночи.
Вот почему Луиджи мог беспрепятственно пробираться, стараясь, впрочем, как и накануне, по мере возможности заглушать шум своих шагов.
Дойдя до третьего этажа, он вынул из кармана ключ, отворил, постарался закрыть дверь так, что снаружи она казалась запертой.
В первой комнате он остановился, чтобы перевести дух. Но отдых был кратковременный, и он резким движением вынул из кармана каталонский нож, который держал раскрытым, наготове.
Протянув руку с ножом вперед и ступая на цыпочках, он в глубоком мраке пошел в комнату, где рассчитывал найти Оскара, спящего глубоким сном.
Дверь подалась при первом его прикосновении.
Луиджи остановился, прислушиваясь, сдерживая дыхание. Он ясно расслышал ровное дыхание человека, спавшего глубоким спокойным сном.
Наступил решительный момент. Но, как ни был тверд Луиджи, он почувствовал, что рубашка прилипла к телу от выступившего холодного пота.
Он медленно сделал еще два шага; колено его стукнулось о дерево кровати.
Пьемонтец наклонился и вытянул левую руку. Пальцы его ощупали распростертое тело.
Тогда, подняв руку, он с силой опустил ее вниз.
Раздался резкий звук, звон разбитого стекла, и Луиджи, выронив нож, громко вскрикнул от боли, с ужасом отступая назад.
Он был ранен в руку.
«Риго умер, — сказал он себе, — я убил его с первого раза, иначе он сделал бы движение или хотя бы застонал… Но почему я сам порезался? Что это еще за черт?»
Сообщник Пароли стал рыться в кармане, стараясь найти коробку спичек, желая увидеть свою жертву мертвой и узнать причину ранения.
Вдруг он задрожал, и сердце его перестало биться: на лестнице послышались голоса и шум шагов.
Луиджи ощупью вышел из комнаты,
Шум шагов и голоса делались все яснее и яснее.
— На третьем этаже… — донеслись до него роковые слова, и в то же время на лестнице показался свет.
— Сюда идут! Сюда! Я погиб! Я пропал! — забормотал пьемонтец, потерявший голову.
А зловещие шаги между тем все приближались и приближались. Луиджи теперь уже мог ясно различить, что несколько человек поднимались по лестнице.
Руководимый инстинктом самосохранения, Луиджи бросился назад, в комнату, и одним прыжком подбежал к окну, освещенному бледным светом с улицы.
Окошко оказалось приоткрытым.
Он раскрыл его настежь и взглядом измерил расстояние, отделявшее его от соседнего дома, затем, обернувшись, взглянул на дверь: она только что отворилась.
На пороге показался начальник сыскной полиции в сопровождении трех агентов и консьержа, несшего фонарь.
Обезумев от ужаса, Луиджи вскочил на подоконник и бросился в пространство, рассчитывая перепрыгнуть в противоположное окно и продавить его тяжестью собственного тела, но промахнулся и с ужасным криком тяжело упал на мостовую.
Войдя в комнату, где стояла кровать, начальник сыскной полиции увидел на полу кровь. Он подбежал к окну.
Противоположное окно было раскрыто, и из него, привлеченные шумом, свесились оба студента и Оскар Риго.
— Здесь только что совершено преступление!
— Преступление? — в ужасе повторил Оскар. — Сухаря убили!
Один из агентов подошел к постели.
— Человек убит, — сказал он, — а вот и нож, которым его зарезали.
Начальник в свою очередь подошел к постели и приложил руку к сердцу Сухаря.
— Этот человек не умер и даже не ранен. Он спит, пьяный. Удар ножа разбил бутылку, горлышко которой он и теперь еще не выпускает из рук. Острие кинжала попало в матрац. Пролитая кровь — кровь убийцы. Он порезался осколками. Останьтесь здесь, господа, и подождите меня, а я отправлюсь на улицу Невер.
Начальник полиции быстро сошел вниз.
Леон Леройе, Рене Дарвиль и Оскар опередили его: они стояли уже на улице. Рене держал фонарь.
Все они наклонились над разбитым, окровавленным телом.
Луиджи умер, но голова его не была разбита при падении.
Бывший носильщик вскрикнул от изумления.
— В чем дело? — спросил Леон. — Разве вы знаете этого человека?
— Я его знаю, хотя имя его мне неизвестно. Это тот самый негодяй, которого я видел у больницы, сообщник Донато, уже попадавшийся мне у Пастафроллы!…
В эту минуту, задыхаясь от быстрой ходьбы, подошел начальник сыскной полиции.
— Ну что?
— Он умер, — ответил Светляк.
— Неужели он убил Сухаря? — поспешил спросить Оскар.