Кровавые берега
Шрифт:
Зато с рассветом все они поднялись возбужденные и настроенные на битву. Я ощущал себя в их компании, словно меня закрыли в вольере с пойманными львами. Львы были накормлены и потому не набрасывались на меня, а просто расхаживали вокруг, били себя хвостами по ребрам да порыкивали. Однако, глядя на них, я все же избегал резких движений, предпочитая от греха подальше стоять в сторонке и помалкивать.
Нападать на Ведро ранним утром, перед побудкой или сразу после нее, тоже было непрактично. Пока заключенные заперты по камерам, охране проще отразить внешнюю угрозу. Но как только их выпустят во двор на прогулку, это сильно усложнит задачу вертухаям, потому что любая атака извне неминуемо породит в тюрьме беспорядки. Они-то нам
Завтрак прошел спокойно. Правда, от волнения мне кусок не лез в горло, но я собрал волю в кулак и заставил себя подкрепиться. Сегодня, так же как перед битвой в Кровавом кратере, силы были мне жизненно необходимы. И северянам – тоже. Они тоже не стали отказываться от еды, хотя обычно питались по утрам без особой охоты, предпочитая нагуливать аппетит на тренировках.
Сквозной проход, что вел из внутреннего двора кольцеобразного здания наружу, блокировался тремя подъемными перегородками. Внешняя, самая устойчивая, была сделана из тяжелых иностальных плит. Промежуточная и внутренняя представляли собой решетки, способные выдержать натиск даже змея-колосса, не говоря о толпе беснующихся узников. Решетчатые барьеры на моей памяти открывались лишь однажды – для пропуска повозки, на которой в Ведро приезжали обслуживающие гладиаторов жрицы любви. Обычные посетители тюрьмы, новоприбывшие заключенные, а также грузовые фургоны останавливались между первым и вторым заграждениями. И уже оттуда люди и ящики с продуктами распределялись по назначению.
Запертые внешние ворота не позволяли нам видеть ведущую к тюрьме единственную дорогу. Узнать о том, что снаружи происходит нечто необычное, можно было одним способом: наблюдая за реакцией вертухаев, дежуривших на крыше. Чтобы они не заподозрили неладное, если все мы станем слишком часто задирать головы и таращиться на них, подглядывал за охраной лишь Сандаварг. Он являлся в Ведре новичком, и ему было простительно излишнее любопытство. Прочие гладиаторы, включая меня, глядели уже на Убби. Но тот всякий раз лишь поджимал губы – условный знак, означающий, что все спокойно, никто наверху не бегает и не тычет пальцем вдаль.
В отличие от занятий на крыше, куда мы ходили строго по расписанию, тренироваться в спортзале нам дозволялось в любое время. Следовало лишь уведомить об этом тюремщиков, чтобы они выдали спортинвентарь и заперли двери казармы. Поэтому вертухаев не беспокоило, если гладиаторы брали себе выходной – возможно, вчера они просто перетренировались и сегодня решили посидеть в покое, восстановить силы. Мы же, как могли, убеждали в этом охрану: потягивались до хруста в суставах, зевали, массировали якобы затекшие руки и ноги… В общем, делали все, чтобы никто не заподозрил, будто мы чего-то ждем. Или того хуже – готовимся к чему-то противозаконному.
Так продолжалось около трех часов. Я уже начал переживать о том, не случилась ли на «Гольфстриме» поломка, когда в очередной раз глянувший вверх Убби задержал на крыше взор дольше обычного. После чего опустил голову, но не поджал губы, а едва заметно кивнул.
– Засуетились, песьи дети, – не повышая голоса, проговорил он затем. – Еще не сообразили, что все это означает, но вот-вот ударят в набат… Ну что, братья, дождались? Радуйтесь, сейчас повеселимся.
– Отлично, – кивнул ему в ответ домар. – Вы знаете что делать. Давайте приготовимся, как договаривались.
Северяне и я неторопливо поднялись на ноги, притворившись, что решили все-таки отправиться в тренировочный зал. Смотреть нам было пока не на что, поэтому мы обратились в слух. И где-то через полминуты наконец-то расслышали то, что хотели.
Грохот колес стремительно несущегося к тюрьме бронеката!..
Глава 14
Тюрьма была построена на самой высокой точке мыса, и проложенная к ней дорога шла на подъем. Он был достаточно пологим, но Сенатор не мог сбросить скорость даже на мгновение, поскольку для тарана ворот «Гольфстриму» требовался максимальный разгон. Только по этой причине у наших освободителей не получилось подъехать к Ведру так, чтобы не возбудить к себе подозрений.
Над истребителем по-прежнему развевался флаг Владычицы Льдов и на бортах красовались ее гербы, но они могли обмануть охрану, пока «Гольфстрим» двигался далеко. Когда же он приблизился и стало понятно, что его шкипер вовсе не намерен тормозить, о конспирации можно было забыть. Моя действующая на свой страх и риск команда только что возобновила войну с южанами. И была эта война еще отчаяннее предыдущей, ибо на сей раз она разразилась прямо в сердце Юга – неподалеку от Садалмалика!
Тюремный колокол загудел набатом, когда земля у нас под ногами уже ощутимо вибрировала. Дрожь передавалась и всей тюрьме – сделанная из иностали, она сама гудела, словно колокол, от крыши до фундамента. Во двор выбежали облаченные в доспехи охранники со щитами и дубинками. Выстроившись на ходу в цепь, они, подобно живому неводу, погнали заключенных со двора в камеры. Удары на бедолаг сыпались немилосердно. Оторопев, они закрывали головы руками, вопили, толкались и не понимали, что спровоцировало это беспричинное насилие. Вертухаи спешили и лишь сильнее напирали на них. Вертухаям было с чего озвереть: если сидельцы поймут, что кто-то намерен с минуты на минуту проломить тюремные ворота, все изменится с точностью до наоборот. И тогда уже тюремщикам придется защищаться от озверелых узников, которых не остановят ни удары палок, ни стрелы, ни пули.
Четыре загонщика отделились от отряда и, прикрываясь щитами, потрусили к нам. Бить гладиаторов они не собирались, но грозными окриками приказывали нам немедленно вернуться в казарму. Мы сделали вид, что подчинились, однако пятились нарочито медленно, оттягивая время и заодно выстраиваясь в боевой порядок. Схватка с этой четверкой была неотвратима. Но северяне выжидали удачный момент, дабы накинуться на вертухаев, ведь чем быстрее мы разберемся с ними, тем нам будет проще действовать дальше.
Дюжина рассредоточившихся по краю крыши стрелков держала двор на прицеле арбалетов и баллестирад. Последние перезаряжались не механически, как на истребителе, а вручную, но, несмотря на низкую скорострельность, являлись нашей главной угрозой. Кое-какая защита от стрел и пуль у нас была приготовлена, а вот укрыться от выстрелов стационарных орудий мы не имели возможности.
Баллестирады, что стояли на внешнем краю крыши и защищали наземные подступы к Ведру, открыли стрельбу по «Гольфстриму», когда нас и вертухаев разделяло пять шагов. Колокольный набат не помешал мне расслышать удары тяжелых болтов об иносталь. Правда, гремела она странно – чересчур звонко; совсем не так, как гремит обшивка бронеката при попадании в нее подобного снаряда.
– А ну в камеру! Живо! Марш в камеру! Назад! Назад, кому говорят!.. – перебивая друг друга, надрывали глотки теснящие нас загонщики. Пока что мы им не перечили. Я, Фреки, Квасир и Херлуф уже достигли порога казармы; Тунгахоп, Убби, Тур и Эдред вроде тоже собирались войти туда следом за нами…
…Но не вошли, потому что наконец-то настал момент, которого все мы давно ждали.
Звон колокола, землетрясение и удары снарядов по иностали перекрыл грохот, равный которому я не слышал с тех самых пор, как «Гольфстрим» пробивал стену храма Чистого Пламени. Правда, в прошлый раз я находился на мостике истребителя, а сегодня – внутри атакованного им строения. Вдобавок его металлические стены сыграли роль резонатора, отчего грохот выдался вдвойне сокрушительным. Он обрушился на нас, казалось, не со стороны ворот, а отовсюду. Обрушился и заметался в колодце тюремного двора давящим на мозги и барабанные перепонки гулом.