Кровавые игры
Шрифт:
Люк поднял голову, когда я вошла, и постучал обратной стороной карандаша по столу.
— Что нового, Страж?
Я села.
— Обелиск был заколдован кем-то со знанием магии, способностью импровизировать. Это мог быть колдун, а мог и не быть.
— Не очень полезно, — сказал он.
— Ага, именно так, по крайней мере, без большей информации. Но мы узнали, что в «Магическом Магазине» на прошлой неделе продали колоду Таро Флетчер. Они поищут квитанции, но те уже отложены в ящик. В магазине проводится инвентаризация. У Мэллори есть контактные данные менеджера. Она позвонит ему, и будем надеяться, это
— Хорошая работа.
— А что насчет тебя? — тихо спросила я, наклонившись вперед. — Ты говорил с ним?
Внезапная напряженность в его глазах сказала мне, что они поговорили, и Люку было неудобно делиться подробностями.
— Просто скажи мне — он в опасности?
— Я так не думаю. Нет, — добавил он, когда я посмотрела на него. — Он не рассказал мне всех подробностей. Просто немного намекнул.
Каким-то образом это было большим ударом, чем если бы он вообще никому ничего не сказал. Он поговорил с главой своей службы охраны о своем прошлом и о том, с чем столкнулся, но не со своим Стражем? Не со своей будущей невестой? Что, черт возьми, происходит? Что он пытается скрыть или надеется, что я о чем-то не узнаю?
— Меня это действительно бесит, — проговорила я.
Зазвонил телефон в центре конференц-стола — два коротких сигнала — и Люк поднял его и поднес трубку к уху.
— Мы сейчас будем, — сказал он, положил трубку и посмотрел на меня. — Пора. Дариус собирается выступить с заявлением.
***
Мы поднимались по лестнице, когда Элен объявила по редко используемому интеркому Дома Кадогана, что Дариус выступает в заявлением, и вампиры могли посмотреть на него по телевизорам в передних гостиных и банкетном зале.
К тому времени, как мы добрались до первого этажа, вампиры уже собрались в передних гостиных, где были включены телевизоры и настроены нужные каналы.
Сегодняшний день войдет в историю, так или иначе.
Это было развитие, в котором мы не были уверены.
Запиликал мой телефон, и я вытащила его, обнаружив сообщение от Джонаха.
ТЫ СМОТРИШЬ ТЕЛЕВИЗОР?
КАК РАЗ ИДУ В КАБИНЕТ ЭТАНА, — ответила я. — ДОМ ГРЕЯ СМОТРИТ?
ЗАТАИВ ДЫХАНИЕ. НАДЕЕМСЯ, ЧТО КОЕ-КТО НА ЭТОТ РАЗ ПРИМЕТ РАЦИОНАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ.
ЭТО ПРИНЕСЛО БЫ НЕПЛОХИЕ ПЕРЕМЕНЫ, — согласилась я. — ПРОСТИ, ЧТО ПРЕРВАЛА ТВОЕ СВИДАНИЕ. ХОРОШО ПРОШЛО?
НА НЕЙ СВЕТ КЛИНОМ НЕ СОШЕЛСЯ — был его ответ. Я предположила, что она узнала о том, что он не сверкает.
Мы подошли к кабинету Этана и увидели, что дверь приоткрыта, Малик, Элен и Марго уже находились в зоне отдыха, их глаза были устремлены на телевизор, установленный над книжными полками. Экран показывал бледно-зеленый фон, поперек которого было написано «Гринвичский Совет» четким черным шрифтом.
Этан стоял немного в стороне от остальных, руки уперты в бедра, волосы связаны на затылке, их кончики завивались чуть ниже задней части его накрахмаленного воротника. Его плечи были напряжены, в очередной раз удерживая, поняла я, мантию власти, что так часто тяготила его. Но это была мантия, которую он носил с готовностью. Это было бремя, которое он чтил и понесет ради американских и европейских Домов, если ГС это позволит.
И
Я вздохнула, подготовилась ко всему, что может произойти и зашла внутрь за Люком и Линдси.
Марго была ближе всех к двери. Она потянулась и взяла меня за руку, когда я вошла, сжимая в знак солидарности. Когда вам сообщают, что вы окажетесь в заднице у ГС, вампиры Дома Кадоган сплочаются.
Элен подняла голову и кивнула, прежде чем повернуться обратно к телевизору. Я позволила Люку и Линдси занять оставшиеся стулья и встала рядом с Этаном.
Он повернулся и взглянул на меня, его глаза светились серебром от эмоций. Затаившимися надеждой, страхом, готовностью к борьбе. Для того, чтобы взяться за оружие и победить врагов, вместо политиканства, угроз, злословия. Бог свидетель, Этан мог заниматься политической деятельностью не хуже них, занимался этим в течении большей части своей четырехсотлетней жизни, а последние несколько недель с особой интенсивностью. Но он по-прежнему был альфой. Слова имели свое место, но альфы предпочитали доходить до чертовой борьбы.
Я видела это в его глазах сейчас, это облегчение, что обстоятельства могут измениться, даже если эти изменения могут быть экспоненциально более опасными.
К сожалению, в них было что-то еще: нужда. Реальное расстояние между нами было в полметра, но эмоциональная стена могла быть в тысячи километров высотой. Она была построена из кирпичей его прошлого, скреплена раствором его гордости и страха.
Мне была нужна, как посоветовала Мэллори, неожиданная игра. Что-то, чтобы вывести его из ритма и крайне паршивого механизма преодоления, который он использовал сейчас. Я еще не выяснила, что это может быть.
Быть может, на данный момент внимания будет достаточно. Я потянулась через разделявшее нас расстояние, поверх стены, и взяла его за руку, сжимая, смотря в его глаза. Я все еще была зла; он все еще был зол. Но мы все еще были нами.
— Ну, началось, — сказал Люк, и мы снова посмотрели на экран. Зелень исчезла и на экране появился Дариус.
Его голубые глаза снова выглядели проницательными, яркими и четкими. На нем была надета накрахмаленная, полосатая рубашка и немного самоуверенности вернулось в его взгляд.
Он сидел в кресле за большим, светлым столом, заставленным антиквариатом. На стене позади него висел гобелен.
— Его кабинет, — тихо сказал Этан.
Он поправил микрофон на отвороте рубашки, сцепил руки на столе и посмотрел в камеру.
— Добрый вечер, вампиры. Надеюсь, это послание застало вас в умиротворенности, процветании, развитии и возрождении, поскольку весна наступает на наши земли.
— Я, на протяжении долгих лет моего правления, делал то, что как я верил, было необходимо, чтобы держать вампиров в пределах моей правомочной надежности и безопасности. Эти решения были оправданы некоторыми, подвергнуты сомнению другими. У некоторых решений были непредусмотренные последствия. Но никогда не сомневайтесь в том, что они были предприняты для обеспечения безопасности всех вампиров. Отдельные люди, отдельные вампиры — он сделал паузу, но держал свой взгляд твердо — отдельные Дома были не моей заботой. Наш вид был и останется моей заботой.