Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным
Шрифт:
Сама польскость должна была исчезнуть с лица земли и замещена «немецкостью». Как написал Гитлер, Германия «должна закупорить эти чужеродные расовые элементы так, чтобы кровь ее народа снова не испортилась, либо же она должна без дальнейших отлагательств устранить их и передать освободившуюся территорию своим национальным товарищам». В начале октября 1939 года Гитлер возложил на Генриха Гиммлера еще одно задание. Рейхсфюрер СС и руководитель служб германской полиции, Гиммлер теперь стал «рейхскомиссаром по германизации» – кем-то вроде министра по расовым вопросам. В регионах, аннексированных Германией у Польши, Гиммлер должен был устранить местное население и заменить его немецким [260] .
260
Цит.: Shore Z. What Hitler Knew: The Battle for Information in Nazi Foreign Policy. – Oxford: Oxford University Press, 2003. – P. 15. См. также: Rutherford P.T. Prelude to the Final Solution. – P. 56.
Гиммлер взялся за работу с энтузиазмом, но задание было трудным: это были польские территории, а многочисленного немецкого нацменьшинства в независимой Польше не
261
Rutherford P.T. Prelude to the Final Solution. – Pp. 59, 75.
К этому моменту министр гитлеровской пропаганды Йозеф Геббельс уже контролировал немецкую прессу, и таким образом у немцев (и тех, кто верил их пропаганде) создавалось впечатление, что в Западной Польше находится огромное количество немцев и что они подвергаются ужасным репрессиям. В реальности же все было совсем не так. И проблема состояла не только в том, что приблизительно девять миллионов поляков существенно превышали количество немцев в новых областях Рейха. Гитлер только что прибавил к своему Рейху значительно больше евреев (по крайней мере шестьсот тысяч человек), чем немцев, и по этой причине почти утроил количество евреев в Германии (с приблизительно трехсот тридцати тысяч человек до почти миллиона). Вместе с Генерал-губернаторством (на территории которого насчитывалось один миллион пятьсот шестьдесят тысяч евреев) он добавил более двух миллионов евреев к контролируемым Берлином владениям. В городе Лодзь, который был присоединен к Германии, было больше евреев (233 000 человек), чем в Берлине (82 788 человек) и Вене (91 480 человек) вместе взятых. Только в Варшаве, которая входила теперь в состав Генерал-губернаторства, было больше евреев, чем во всей Германии. Этой аннексией Гитлер присоединил к Рейху больше поляков, чем он присоединил немцев в ходе этой и предыдущих аннексий, включая Австрию и пограничные регионы Чехословакии. Принимая во внимание Генерал-губернаторство и Протекторат Богемии и Моравии, аннексированный у распавшейся Чехословакии, Гитлер прибавил к своей империи около двадцати миллионов поляков, шесть миллионов чехов и два миллиона евреев. Теперь в Германии было больше славян, чем в других европейских государствах, за исключением Советского Союза. В своем крестовом походе во имя расовой чистоты Германия к концу 1939 года стала вторым по величине многонациональным государством в Европе. Первым, конечно же, был Советский Союз [262] .
262
Об указанных цифрах см.: Rutherford P.T. Prelude to the Final Solution. – P. 59; Zycie i zaglada Zyd'ow polskich 1939–1945: Relacje 'swiadk'ow / Ed. by Grynberg M., Kotowska M. – Warsaw: Oficyna Naukowa, 2003. – P. xii; Hilberg R. The Destruction of the European Jews. – New Haven: Yale University Press, 2003. – 3 vols. – Pp. 156, 189 (volume I).
Артур Грейзер, назначенный гаулейтером самых больших новых регионов Германии, известных как «рейхсгау Вартеланд», был особенно восприимчив к идее «германизации». Его провинция расширилась с запада на восток, от крупного польского города Познань до другого крупного города Лодзь. Эта территория была домом приблизительно для четырех миллионов поляков, трехсот шестидесяти шести тысяч евреев и трехсот двадцати семи тысяч немцев. Гиммлер предложил депортировать к февралю 1940 года миллион человек, в том числе всех евреев и несколько сотен тысяч поляков. Грейзер начал проект по «германизации» с того, что очистил помещения трех психиатрических лечебниц, расстреляв пациентов. Пациентов четвертой психиатрической лечебницы в селе Овинская ждала другая участь: в октябре и ноябре 1939 года их забирали в штаб-квартиру местного Гестапо и травили угарным газом, испускаемым из канистр. Это было первое немецкое массовое уничтожение таким методом. Было убито около семи тысяч семисот польских граждан из заведений для душевнобольных, что обозначило начало политики «эвтаназии», которая вскоре начнет действовать и в границах довоенной Германии. В течение двух последующих лет будут отравлены газом более семидесяти тысяч немецких граждан в качестве «жизни, непригодной к жизни». «Германизация» имела как внутренний, так и внешний параметры; агрессивная война за границей позволяла убивать немецких граждан. Так это началось, и так будет продолжаться [263] .
263
О цифрах депортированных см.: Rutherford P.T. Prelude to the Final Solution. – Pp. 1, 75, 88. Про Овинскую см.: Kershaw I. Hitler. – P. 535; Evans R.J. The Third Reich at War. – Pp. 75–76. Об убийстве 7700 польских граждан из заведений для душевнобольных см.: Browning C.R. The Origins of the Final Solution. – P. 189. Также см.: Mazower M. Hitler’s Empire. – P. 85.
Цель устранения евреев из Германии совпала с другим идеологическим приоритетом – переселением немцев из Советского Союза. После того, как Советский Союз расширил свои границы на запад, захватив Восточную Польшу, Гитлеру пришлось озаботиться немцами (бывшими гражданами Польши), которые оказались под советской властью. Гитлер организовал переезд этих людей в Германию. Они будут жить в Вартеланде, в домах депортированных поляков. Но это означало, что сначала нужно было депортировать не евреев, а польских фермеров, чтобы освободить место для прибывающих немцев. Но даже если евреям разрешалось до поры до времени оставаться в собственном доме, их ждали страдания и унижения. В городе Козенице ортодоксальных евреев заставляли плясать возле кипы горящих книг и скандировать: «Война – это наша вина». В городе Лович 7 ноября 1939 года все мужское еврейское население заставили маршем идти к зданию тюрьмы, после чего еврейская община должна была их выкупить [264] .
264
Цит.: Urba'nski K. Zaglada Zyd'ow w dystrykcie radomskim. – Krak'ow: Wydawnictwo Naukowe Akademii Pedagogicznej, 2004. – P. 32.
Во время первой депортации из Вартеланда в Генерал-губернаторство, осуществлявшейся с 1 по 17 декабря 1939 года, преимущественное большинство из 87 883 человек составили поляки. Полиция выбрала сначала поляков, которые «представляют непосредственную опасность для немецкой нации». Во время второй депортации, проводившейся с 10 февраля по 15 марта 1940 года, было выслано еще 40 128 человек, и снова большинство из них были поляками. Путешествие было достаточно коротким: в обычное время дорога из Познани, столицы Вартеланда, до Варшавы, самого крупного города Генерал-губернаторства, заняла бы несколько часов. Тем не менее тысячи людей замерзли до смерти в поездах, которые часто днями простаивали на запасных путях. Гиммлер комментировал: «Там просто такой климат». Излишне говорить, что климат в Польше был преимущественно таким же, как и в Германии [265] .
265
Rutherford P.T. Prelude to the Final Solution. – Pp. 9, 88, 102.
* * *
Зима 1939–1940 года в Польше и Германии была непривычно суровой; в Украине, России и Казахстане зима была еще холоднее. По мере того, как дни в советских спецпоселениях становились короче, тысячи польских граждан заболевали и умирали. В трех лагерях Советской России и Украины, где содержались польские военнопленные, мужчины соблюдали свой собственный политический и религиозный календарь. В Козельске, Осташкове и Старобельске люди нашли возможность отпраздновать 11 ноября – День Польской Независимости. Во всех трех лагерях мужчины собирались праздновать Рождество. Эти заключенные были в основном римо-католиками, но среди них было немало иудеев, протестантов, православных и греко-католиков. Они оказались в поруганных православных монастырских комплексах, молились или причащались по тихим углам разваливающихся соборов [266] .
266
Общее описание трех лагерей см.: Katyn: A Crime. – Pp. 29–33; Abramov V. The Murderers of Katyn. – New York: Hippocrene Books, 1993. – Pp. 46, 83, 101; Mlynarski B. W niewoli sowieckiej. – Pp. 113–114. О праздновании Рождества см.: Mlynarski B. W niewoli sowieckiej. – Pp. 156–157.
Узники видели, что произошло с православными монахами и монашками во время большевистской революции: скелеты в неглубоких могилах, выбитые пулями в стене очертания человеческих тел. Один из узников в Старобельске не мог не заметить стаи черного воронья, которое, казалось, никогда не покидало монастырь. Тем не менее, молитва приносила надежду и люди разных вероисповеданий молились вместе до 24 декабря 1939 года, когда из всех трех лагерей забрали священников, пасторов и раввинов – больше их никто никогда не видел [267] .
267
Katyn: A Crime. – P. 33. Об очертаниях тел и скелетах см.: Czapski J. Wspomnienia starobielskie. – Pp. 16, 31; Mlynarski B. W niewoli sowieckiej. – Pp. 115–117. О воронье см.: Berling Z. Wspomnienia: Z lagr'ow do Andersa. – Warszawa: PDW, 1990. – P. 34.
Эти три лагеря были своего рода лабораторией для наблюдения за поведением польских просвещенных классов. Козельск, Осташков и Старобельск стали польскими на вид. У узников не было другой одежды, кроме армейской формы с белыми орлами на фуражках. Не нужно говорить, что никто не носил эту эмблему публично в бывшей Восточной Польше, где общественные места теперь украшали серп, молот и красная звезда. Даже когда закрыли польские университеты на немецкой стороне, а на советской сделали их украинскими и русскими, заключенные в лагерях организовывали лекции выдающихся польских ученых и гуманистов, которые были среди офицеров запаса. Офицеры создавали скромные кредитные кооперативы с тем, чтобы те, кто был победнее, мог позаимствовать у тех, кто был побогаче. Они декламировали наизусть стихи, заученные в школьном возрасте. Некоторые могли читать по памяти очень длинные романы эпохи польского реализма. Конечно же, у узников были размолвки, они дрались и крали друг у друга, а несколько человек (как выяснилось, всего несколько) согласились сотрудничать с советскими властями. Офицеры не могли прийти к согласию по вопросу, как держать себя в руках во время длинных ночных допросов. И все же дух национальной солидарности был ощутим, возможно, даже и для советской власти [268] .
268
Czapski J. Wspomnienia starobielskie. – P. 18; Swianiewicz S. In the Shadow of Katy'n. – Calgary: Borealis, 2002. – P. 58; Mlynarski B. W niewoli sowieckiej. – Pp. 205–209; Katyn: A Crime. – Pp. 33–35, 84–99, 159 (о том, сколько всего было стукачей; согласно данным, приведенным в этой книге, – около сотни).
Мужчины, тем не менее, были одиноки. Они могли писать своим семьям, но не могли рассказывать о своем положении. Им приходилось быть осторожными, так как они знали, что НКВД просматривает все, что они пишут. Узник из Козельца, Добеслав Якубович, доверял дневнику письма, которые хотел написать своей жене, о своих мечтах увидеть, как она одевается, о желании увидеть дочку. Узники вместо обратного адреса должны были писать адрес санатория, что приводило к очень болезненной неразберихе [269] .
269
Pamietniki znalezione w Katyniu. – Paris: Editions Spotkania, 1989. – Pp. 30, 38, 43, 53 (Якубович). Об обратном адресе см.: Swianiewicz S. In the Shadow of Katy'n. – P. 65.