Кровавый Джек-Косые Паруса
Шрифт:
Сын послушно вышел, столкнувшись в дверях с дворецким.
– Ваш кофе, сэр, - не глядя на доктора, произнес Чарльз и поставил расписную чашку из мейсонского фарфора на круглый столик у камина.
– Я разве просил кофе?..
– рассеянно спросил доктор.
– Я всегда пью чай.
Лицо дворецкого тут же расцвело в улыбке.
– Простите, сэр, сейчас принесу.
– И великодушно добавил, - Это моя вина. Я знаю, что вы любите чай...
– А кофе оставьте мне, Чарльз!
– попросила миссис Мэй.
Дождавшись,
– Что-нибудь случилось?..
– повторила свой вопрос графиня.
В комнате повисла напряженная пауза. Затем донесся хрипловатый голос доктора, звуча то глуше, то громче.
– Я получил ответ из Управления Британского флота.
У Тома екнуло сердце. Мать молчала. Том представил, каково ей сейчас. Он словно увидел её напряженное лицо, её сцепленные руки, как она делала всегда, если бывала в сильном душевном волнении.
И тут вновь раздался голос мистера Бромса:
– Новости неутешительные. Целый месяц поисков и разбирательств ни к чему не привели. Управление склоняется к тому, что мистер Гулль...
Том рванул дверь и ворвался в комнату.
– Как жить дальше?..
– еле слышно промолвила Мей, отрешенно взглянув на сына и слабо погладив его по голове.
Доктор Бромс впервые в жизни ничем не мог помочь. Он ругал себя последними словами, что не сумел подготовить графиню к страшному известию. Доктор уселся в другое кресло и прикрыл растерянность чашкой чая.
– Не плачь, мама, - без конца повторял Том.
– Отец жив! Ты увидишь! Он обязательно вернется!
– Конечно, жив, мой мальчик, - шептала графиня.
– Он всегда будет с нами!..
...Вот и весна пришла. У каменных ворот зацвел терновник. Небеса окунулись в синее море и покрылись лазурью.
Наступил день, когда Человековолк наконец-то раскрыл глаза, и взгляд его был спокойным и разумным. Он узнал Тома, узнал графиню, познакомился с Чарльзом. А Том теперь зачастил на кухню, так как волчий аппетит у чудища проснулся даже раньше его сознания. Он ел все подряд и по многу раз в день. Доктор Бромс, в принципе, был доволен его выздоровлением, однако, за вечерним чаем все же рассуждал о том, что есть в этом существе нечто звериное, а от зверя всего можно ожидать. И обращал внимание графини на возможную опасность для Тома в столь тесной дружбе. Хотя сам писал ежедневные заметки и наблюдения о фантастическом животном - с тем, чтобы однажды произвести сенсацию в области естествознания.
Единственное, что вызывало тревогу доктора Бромса - это полное отсутствие у волка памяти о прошлом. Болезнь сия, говорил он, зовется в медицине амнезией, и излечиться от неё можно не всегда, а только в случае,
Глава девятая.
ЦВЕТНЫЕ ПАРУСА
Волк изменился. Его перестали донимать странные видения. Он жил только настоящим, и оно было в меру спокойным.
Не помня в Прошлом ничего, Волк с Нынешним почти не спорил: Том на прогулку брал его по парку, чуть пореже - к морю, держа, порой, - на поводке, а иногда - рука в руке.
Но ни прохлада дна морского, ни крики чаек, ни прибой - ничто весеннею порой не пробудило в нем Былого.
Чугунную клетку вынесли в сарай, и теперь волк, несмотря на протесты доктора, жил вместе с Томом. Их кровати поставили рядом, и по вечерам они играли в морской бой или мастерили кораблики с цветными парусами.
Волк постоянно удивлял мальчика своими неожиданными познаниями в морском деле.
– Что такое бом-брам-стеньга?
– спрашивал Том.
– Это дерево, которое служит продолжением брам-стеньги, - отвечал волк.
– А что такое брам-стеньга?
– выпытывал мальчик.
– Дерево, служащее продолжением стеньги.
– Так что же такое стеньга?!
– вопрошал Том.
– Дерево, что служит продолжением мачты, - посмеивался волк, обнажая клыки.
– Смотря по тому, какой мачте принадлежит, называется фор-стеньга, грот-стеньга и крюйс-стеньга. А уж выше идет брам-стеньга, а ещё выше бом-брам-стеньга!
– возвращался он к началу разговора под их общий хохот.
– Наверное ты был моряком, если так много знаешь!
– утверждал Том.
Волк растерянно пожимал плечами. Цветные лоскуты парусов что-то напоминали ему...
Солнце стало пригревать сильнее. Тонкая корка замерзшей морской воды у берега с каждым днем покрывалась все новыми трещинами, и освобожденные от зимнего плена волны - так же, как и вечность назад - рвались на берег, обжигая редких гуляк ледяными брызгами.
Безбрежный морской простор до самого горизонта, гул волн и запах морского песка преобразили волка. Он вдыхал полной грудью холодный воздух ранней весны. Иногда Тому казалось, что вот сейчас, ещё мгновенье, - и волк вспомнит все на свете. Но этого не происходило...
И лишь из деревяшек флот да шелест парусов бумажных подчас оттаивали лед замерзшей памяти. И страшно ему вдруг становилось вмиг, когда строгал он барк иль бриг.
Отдельными вспышками возникало чье-то далекое детство... Чья-то прошлая жизнь... Чье-то прозвище - Огрызок...
Он силился понять, что значил смысл тех видений или грез... То ль кто-то изводил всерьез, иль кто-то просто так дурачил...
Волк с удивленьем спрашивал себя: зачем она ему - чья-то прошлая жизнь?.. Что ему в ней? Кто этот наивный мальчик по имени Джек?.. И не получал ответа...