Кровавый глаз
Шрифт:
— Глум умер хорошей смертью, господин, — сказал я и поморщился от боли, потому что все мое тело было покрыто порезами и ссадинами. — Слишком хорошей для такого подлеца.
Сигурд кивнул, но мне показалось, что в глубине души он радовался тому, что Глум умер так, как подобало настоящему скандинаву.
— Англичанин не отдал мне корабли, — продолжал ярл, с кряхтением взбираясь по каменистой осыпи. — Но все же выкашлял нам половину обещанного серебра. — Сперва губы Сигурда тронула усмешка, потом он расхохотался. — Приличная получилась кучка! Ничего подобного
— Ну а Флоки? — спросил я.
— Ворон, а как ты сам поступил бы с английским серебром? — спросил Сигурд, втыкая носок сапога в мягкую землю, чтобы получить опору. — Представь себе, что тебя со всех сторон окружают враги и ты собираешься тронуться вслед за кровожадным одноглазым мальчишкой, не умеющим держать меч в ножнах. — Ярл хитро посмотрел на меня, но я промолчал, понимая, что он издевался над моим отношением к Кинетрит. — Итак, парень, как ты поступил бы с такой кучей серебра, на которую можно снарядить целое войско?
Я на мгновение задумался и ответил:
— Закопал бы его.
Сигурд снова улыбнулся, кивнул и продолжил:
— Я убедился в том, что англичане лежат в своих постелях, закопал серебро Эльдреда, глубоко, неподалеку от берега, и оставил Флоки присматривать за ним. Впрочем, тот и сам этому рад.
Должно быть, у меня на лице отразились сомнения, потому что Сигурд остановился, перевел дыхание и посмотрел мне в глаза.
— Флоки — не Глум, — сказал он. — Знаю, у этого вестника смерти отвратительный нрав, но за его преданность можешь не беспокоиться, Ворон. Только не Флоки. Он будет рядом со мной, когда придут черные девы смерти. Такую вот нить сплели норны. Это определено судьбой.
— От Флоки я слышал то же самое, господин, — подтвердил я.
Сигурд продолжил подъем, изогнул брови и заявил:
— Эльдред признался мне, что Веохстан его сын. Я никак не мог этого предположить. Он сказал, что отправил тебя с пятьюдесятью воинами, чтобы ты выкрал парня у валлийцев.
— С пятьюдесятью? — изумился я. — Жадный выродок дал мне всего тридцать человек, из которых лишь десять были настоящими воинами. Однако сражались они хорошо. — Я подумал об Эфе, Сабе, Эни и остальных уэссексцах. — Но корабли он не вернул, господин? Я ведь принес Эльдреду книгу, отдал ему в собственные руки. Вы могли вывести «Змея» и «Лосиный фьорд» в море.
— И бросить тебя здесь, в земле Белого Христа? — спросил Сигурд.
Я пожал плечами.
— Я же тебе говорил, Ворон! Нить жизни Флоки сплетена с моей, а моя — с твоей. — Сигурд снова остановился, на этот раз лоб его был наморщен, а челюсти, скрытые золотистой бородой, стиснулись. — Я всегда приду за тобой, пока в моих жилах течет кровь, — сказал он, и лицо ярла смягчилось. — Клянусь Одином, ты отлично поработал, малыш. Знаешь, все наши беспокоились о тебе. — Сигурд улыбнулся. — Полагаю, даже старик Асгот.
— А Аслак? — спросил я.
— Ты сломал ему нос, Ворон. Норвежцы могут быть тщеславными, словно женщины. — Ярл нахмурился. — Но думаю, Аслак тебя простил.
— Должен был простить, — сказал я. — Асгот вправил ему нос, а мой теперь кривой, как шпангоут.
Я повернулся, показывая Сигурду профиль.
— Ты прав, Ворон. — Ярл усмехнулся, шагнул ко мне, и его лицо вновь стало сосредоточенным. — Хочешь, чтобы я попробовал его выпрямить? — спросил он, изучая мой нос. — Уверен, у меня получится.
Я отшатнулся назад, схватился за рукоятку меча и заявил:
— При всем моем уважении к вам, господин, я лучше сражусь с вами, здесь и сейчас.
Сигурд рассмеялся еще громче.
Как мы и предполагали, сторожевая башня оказалась покинутой. Внутри земля была усыпана рыбными и куриными костями. В очаге, обложенном камнями, дымилась кучка белой золы. У стены была навалена груда сухих березовых веток и зеленого папоротника, чтобы можно было в любой момент испачкать небо желтым дымом. В противоположном углу стоял раздутый бурдюк с элем, но мы не стали его трогать, опасаясь, что содержимое отравили и специально оставили для нас.
— Тощая девчонка была там, — сказал Сигурд.
Он стоял на краю обрыва, глядел на крепость и фигурки людей, собравшихся перед южными воротами.
— Дочка олдермена.
— Кинетрит? — спросил я, чувствуя, как у меня внутри все переворачивается.
— Ага, плоскогрудая дочь Эльдреда. По-моему, она не питает ко мне нежных чувств. — Сигурд прыснул и на мгновение перестал быть похожим на убийцу.
— После всего случившегося едва ли можно ее в этом винить, — заметил я.
— Не вижу, почему девчонка должна на нас дуться. Ты ведь привел ее обратно к отцу, так? — Сигурд свел губы в нитку, пожал плечами и махнул рукой в сторону Карн-Диффрина. — Теперь мы уговорили этих грязных сукиных сынов отдать ее брата. Кинетрит должна быть нам признательна, парень. — Ярл хитро подмигнул. — Пусть она не толще блохи, но я не сомневаюсь в том, что эта особа совсем не такая хрупкая, какой кажется.
Я оскалился, и Сигурд поднял руки.
— Я шучу, Ворон. Ты настроен серьезно, да? Девчонка говорила со мной. Должно быть, она обожгла себе язык, поскольку я дикарь и язычник, но ей очень хотелось, чтобы я отправился следом за тобой и нашел до того, как ты вляпаешься в крупные неприятности.
Я прислонил щит к каменной стене, откупорил бурдюк и понюхал его содержимое.
— Вы оказали мне большую честь, господин, придя за мной.
— Я хочу получить назад свои корабли, — сказал Сигурд. — Мне нужна вторая половина обещанного серебра. Англичанин дал слово, если только оно хоть что-нибудь стоит. — Ярл сплюнул. — Мол, я получу сполна то, что он мне обещал, если отправлюсь за стену короля Оффы и помогу тебе вернуть его драгоценного сыночка. — Сигурд посмотрел на Карн-Диффрин, раскинувшийся под нами. — Мне очень хочется получить деньги за мальчишку, но я скорее поверю собаке, которая пообещает не гоняться за зайцами, чем этому олдермену. Какой человек пошлет сражаться за жизнь своего сына крестьян и чужеземцев? Да еще всего тридцать человек?