Кровавый глаз
Шрифт:
Сигурд выругался, а девушка повернулась к Веохстану и сказала:
— Книга ослепила отца, брат, лишила его здравого смысла. Он возомнил, что Евангелия, переписанные святым Иеронимом, сделают его богаче всех английских королей.
— Эти люди спасли мне жизнь, — сказал Веохстан, однако его лицо выдало, что он слишком хорошо понимал, почему Эльдред не захочет оставлять норвежцев, жаждущих отмщения, в сердце Уэссекса.
— Мы сдержали свое обещание, Кинетрит, — сказал я. — Многим пришлось заплатить за это своей жизнью.
Улаф вкратце перевел товарищам слова Кинетрит. Норвежцы начали громко ругаться, а уэссексцы испуганно озирались по сторонам. Они положили руки на рукоятки мечей, словно ожидая, что их сейчас перебьют на месте за предательство, совершенное олдерменом.
— Я скакала всю ночь, чтобы вас предупредить, — продолжала Кинетрит, обращаясь ко мне.
Ее лицо было бледным и осунувшимся. Глаза горели болью дочери, изменившей своему отцу.
— Времени у вас очень мало.
— Олдермен далеко не уйдет, — сказал я.
Наконец до меня в полной мере дошел смысл того, что сказала Кинетрит. Я почувствовал, как в жилах вскипала кровь.
— Он заплатит мне собственной головой! — прорычал Сигурд.
Его люди тоже высказали вслух свои кровожадные планы в отношении вероломного Эльдреда.
— Ворон, послушай, — взмолилась Кинетрит и тряхнула головой.
Глаза девушки стали влажными от слез.
— Отец послал людей, чтобы вас убить. Узнав об этом, я тотчас же поспешила к вам навстречу. Как ты думаешь, почему Сигурд получил половину серебра? Отец знает, что скоро заберет его обратно. Ворон, они уже идут. Вам нужно уходить. Убийцы скоро будут здесь!
— Но ведь с нами Веохстан, — напомнил я.
Сигурд хмуро смотрел на девушку. Он словно гадал, какие еще плохие известия у нее припасены.
— Как насчет вот этих людей? — добавил я, указывая на Пенду и последних уэссексцев, оставшихся в живых.
Кинетрит устало пожала плечами.
— Не думаю, Ворон, что отец верил в успех вашего предприятия. — Она взяла брата за руку. — Как и в то, что Веохстан жив. Сам подумай, кого он послал с тобой. — Девушка посмотрела на Пенду, но тотчас же отвела взгляд, полный стыда за отца. — Среди этих людей была лишь горстка его дружинников.
Пенда услышал эти слова и сплюнул, хотя вынужден был признать их справедливость. Эльдред не собирался жертвовать своими лучшими воинами из-за безумной затеи глупца.
«Подмастерья, ученики и женщины станут мельниками, кузнецами и оружейниками», — мысленно напомнил я себе.
— Другие сейчас спешат сюда, чтобы помешать Сигурду возвратиться в Уэссекс, — продолжала Кинетрит. — Священники заверили отца в том, что такова воля Господа. Они сказали, что землю необходимо очистить от языческой скверны.
Сигурд скорчил гримасу, тряхнул тяжелое копье и сказал:
— Собаки по-прежнему мочатся на деревья, Ворон. Жизнь продолжается как ни в чем не бывало. Мы завоюем славу и честь.
— Сигурд, убей англичан! — взвизгнул Асгот и ткнул копьем в сторону уэссексцев.
Те попятились прочь от скандинавов, а Пенда с вызовом сверкнул глазами на Сигурда.
— Асгот, эти люди достойно показали себя в бою, — сказал я, вперив в жреца кровавый глаз. — Неужели ты готов убивать все живое, если это не норвежцы?
— Ты же знаешь, Ворон, что это так, — оскалился старый годи, показывая черные зубы.
— Мы возвращаемся в Уэссекс, — объявил Сигурд.
Ярл посмотрел сначала на Улафа, затем на Кнута, рулевого «Змея». Оба кивнули.
— Мы возвращаемся в Уэссекс, — повторил ярл. — Нам надо забирать свои корабли, пока этот английский пес их не сжег.
— Эльдред не станет этого делать, господин, — сказал я по-английски, сжимая рукоятку меча, висящего на поясе, и оглядываясь на Веохстана. — Он возьмет их себе. Разве есть на свете суда, на которых можно переплыть море быстрее и безопаснее, чем на этих?
— Ворон прав, — согласился Веохстан и бросил взгляд на сестру. — У моего отца есть пара плоскодонных барок, но ничего такого, чем можно было бы гордиться, что вскружило бы голову королю.
Нас переполняла испепеляющая ярость. Мы секирами прорубили брешь в стене короля Оффы. Ведь Кинетрит переправилась через Уай выше по течению и сейчас не хотела оставлять свою кобылу. Мы покинули Уэльс и повернули на юг, в сторону леса Хвикке, двинулись в западню, приготовленную для нас вероломным уэссекским олдерменом.
— Они уже близко, — предупредил через какое-то время Бьярни и повернулся к Асготу.
Старый годи стоял, прижимаясь ухом к стволу дуба, расщепленного молнией.
— Он прав, Сигурд, — пробормотал жрец. — Теперь уже совсем скоро.
Ярл угрюмо кивнул и поцеловал железный обод своего круглого щита. Он поместил шестерых оставшихся в живых уэссексцев внутрь волчьей стаи, чтобы в случае необходимости его люди могли их быстро перебить. Асгот и Улаф умоляли ярла разоружить англичан, но Сигурд решительно отказался. Он не позволил и Пенде развернуть знамя олдермена Эльдреда со скачущим оленем. На копье Хакона трепетало красное полотнище с оскаленной волчьей головой.
— Возможно, этим англичанам еще придется сказать свое слово, — пробормотал Сигурд, сжимая плечо старого друга Улафа. — Пока что пусть они останутся со своими мечами.
Мы шли тихо, надев кольчуги и шлемы, держа наготове щиты и копья. Каждый воин был поглощен мыслями о предстоящей битве. Норвежцы не знали этих мест, а Сигурд не доверял англичанам настолько, чтобы просить их о помощи. Поэтому мы шагнули прямиком в западню. Из зарослей бузины и сладкого шиповника на нас обрушился град стрел. Хакон, сраженный в глаз, упал. Он нес знамя Сигурда в самом сердце отряда. Именно тем, кто находился рядом с ним, досталось больше всего. Уэссексцев разили стрелы их земляков, а волчья стая образовала круг, закрылась от невидимого врага раскрашенными щитами. Стрелы свистели между деревьями, сбивали ярко-зеленые листья, впивались в липовые доски или отлетали от кольчуг.