Кровавый омут Карабаха
Шрифт:
Ненавистной и бессмысленной…
Капитан-артиллерист родом из Кедабекского района, азербайджанец, в начале января 1990 года отосланный из Сальянских казарм, где служил, на курсы в Ленинград, после танковой оккупации Баку признался мне, бледный от скорби: «Лет десять я не смогу на родине появиться в военной форме». А форму свою он уважал и честью офицерскою дорожил превыше всего, считал, что это уважение и честь поруганы и перечеркнуты черным бакинским январем. А вот не прошло и года, кик молодая азербайджанка Салатын Аскерова всей душой переживала участь советских солдат, присланных в Карабах мирить два народа и защищать безоружных жителей. Не помня зла, она искала выход, понимая: пока до него далеко.
«И пока русские ребята с автоматами в руках, — писала журналистка предсмертные строки, — будут ходить по пыльным дорогам Карабаха и охранять один народ от другого, пока армяне — кумовья, родственники будут из-за угла выслеживать нас и
И пока работник оргкомитета будет плакать над горем этой малышки и гладить ее по черным волосам, таким азербайджанским и таким армянским волосам. И пока русский парень Саша Ерунич будет сопровождать другую девочку — Гюльнару, у которой мать русская — доярка, а отец азербайджанец — шофер, чтобы могла она поехать в гости к своей бабушке в Шушу. И провожая ее через Степанакерт, он услышит слова: «Я хочу, чтобы на земле не было войны. Я не понимаю, как можно на такой красивой земле воевать. Я хочу, чтобы все помирились. Ведь у меня мама с папой никогда не ссорятся».
Гюля, Мариэта, солдаты, курсанты, офицеры, ребята из оргкомитета, жители армянской деревни, пришедшие к военным с просьбой убрать от них прибывших из Армении боевиков, — посмотрите, сколько нас, как много… Неужели мы не сможем ладить между собой? Неужели мы не сможем дать отпор бандитам?».
Салатын не уберегли, хотя и предупреждали: будьте внимательны, если начнется обстрел, ложитесь на пол машины. Убийцы не предупреждают о нападении: так было в ночь с 19 на 20 января 1990 года в Баку, так случилось и год спустя, на пятом километре горной трассы Лачин-Шуша. Так произойдет и в ночь с 25 на 26 февраля 1992 года, когда армянские войска при поддержке подразделений 366-го гвардейского мотострелкового полка войск СНГ уничтожат азербайджанский город Ходжалы. Жителей города давили боевые машины пехоты и бронетранспортеры: опыт был наработан два года назад, в ночь с 19 на 20 января 1990 года.
Кровавое побоище в Ходжалы ускорило отторжение от власти президента Аяза Муталибова, пришедшего на смену Везирову с помощью «танковой демократии» Горбачева, Язова и Бакатина. Тогда казалось, что новое руководство республики (а Гасан Гасанов занял пост председателя Совета Министров Азербайджана) отрезвит пролитая народом кровь, оно опомнится и…
Но, увы, уже 20 января 1990 года Аяз Муталибов заявил корреспонденту ТАСС по программе «Время», что среди погибших в Баку нет детей и женщин, а Сальянские казармы обстреливали боевики. «У вас был взорван телевизионный блок, — обращалась тогда к Муталибову цитированная мной азербайджанка из Ленинграда, — а страна-то выслушала ваше лживое заявление. Если оно было инспирировано ЦТ, вы должны были призвать их к судебной ответственности. Это было необходимо, потому что азербайджанцы, да и бывшие бакинцы разных национальностей, живущие за пределами республики, уже многое знали, несмотря на информационную блокаду. Мне звонили из Баку родственники, знакомые и, рыдая, рассказывали о трагедии, подносили телефонную трубку к окну, и я слышала стрельбу оттуда. Как вы могли произнести неправду?».
Корреспондентка Аяза Муталибова, живущая за пределами республики, представляла предательское поведение Везирова и, обращаясь к новому лидеру, предупреждала в конце января 1990 года:
«До тех пор, пока официальные представители и руководство республики не будут вести активную работу по отстаиванию интересов народа,
до тех пор, пока Вы не будете добиваться на самом высоком, союзном уровне уважительного отношения к себе и к народу,
до тех пор, пока Вы не добьетесь объективного освещения событий в центральных средствах массовой информации, на съездах народных депутатов СССР, на сессиях Верховного Совета, в комитетах и комиссиях, опровергая клевету и дезинформацию через суд,
до тех пор в отношении к Азербайджану ничего не изменится».
Автор письма, не увидевшего свет, предлагала и ясный, казалось бы, путь достижения этих целей:
«Это станет возможным только тогда, когда защита интересов республики и ее народа превратится в государственную политику азербайджанского правительства и ЦК, включающую в себя все здравые конструктивные предложения различных демократических общественных движений. Препятствовать демократизации народной жизни бессмысленно и опасно. Поэтому именно от Вас сейчас многое зависит, вернее, от того, чем Вы и Гасанов будете руководствоваться при управлении республикой: то ли истинными интересами Азербайджана,
Пусть пример Везирова послужит хоть каким-то предостережением. Иначе и за вами потянется шлейф недоверия и проклятий народа».
Предостережение не было воспринято и не могло быть воспринято по причине двойной или даже тройной морали, исповедуемой лидерами, пришедшими к власти номенклатурно-кремлевским путем. За два года, прошедших от прочувствованных в пользу народа излияний Гасана Гасанова накануне бакинской трагедии до ходжалинского избиения младенцев, женщин и стариков, завершилась по существу оккупация (будем надеяться, временная) большей части земель Нагорного Карабаха. Два года верховное руководство формально независимой республики делало всё от него зависящее, чтобы поставить азербайджанский народ на колени и довести людей до состояния безысходности и душевной депрессии. Даже сверхнаглое уничтожение вертолета с государственными и военными деятелями Азербайджана, России и Казахстана, намеревавшимися загасить конфликт, Муталибову и Гасанову удалось предать забвению по команде Старовойтовой, Ельцина и Тер-Петросяна. На слушаниях в парламенте, по свидетельству журналиста Искендера Ахундова, Муталибов, уже президент независимой республики, демонстрируя свое ложное миролюбие, призвал парламентариев и народ не терять благоразумия и отказаться от мести, ибо это может привести к началу войны, как будто война не велась уже к этому времени три года. Желая убедить слушателей в своей искренности, президент заявил, что был бы против решительных ответных мер, даже если бы сам находился в сбитом вертолете… Запредельная по беспринципности логика, граничащая с политическим мародерством и паразитированием власти на общей народной беде.
Расим Агаев, возглавлявший пресс-службу Президента Азербайджана, уже после отставки Муталибова, признал в одном из интервью, что руководство республики всё время уповало на благосклонность Центра, затем — России, других партнеров по СНГ. Создание армии только декларировалось. Побоище в Ходжалы, которое азербайджанские средства массовой информации пытались скрыть в течение нескольких дней не только от мировой общественности, но и от собственного народа, произошло под рефрен опостылевших всем причитаний экс-президента о неумении азербайджанцев воевать и постоянных его намеков на мирный выход из ситуации, ему, дескать, ведомый.
Расим Агаев, член парламента республики, лидер группы независимых депутатов, в интервью от 28 марта 1992 года ставит под сомнение легитимность отставки Муталибова, ибо она произошла «вследствие прямого давления и угроз».
И эта позиция известного в прошлом журналиста-международника меня очень беспокоит. Что же, по мнению Расима Агаева, было нелегитимного в отторжении Муталибова от власти?
«В первый день, когда мы шли на сессию, — рассказывал журналисту «Санкт-Петербургских ведомостей» руководитель пресс-центра, — народ стоял перед зданием парламента спокойно. А к вечеру прошла информация, что Верховный Совет осажден. Появление депутатов буквально наэлектризовывало толпу. Люди начинали стучать по стеклам, выкрикивать угрозы. Кто-то сообщил, что они вооружены. Затем возник слух, что в городе избивают русских. (Как видим, ситуация напоминала январь 1990 года, но пустить в ход танки и автоматы оказалось невозможно: стоял март 1992 года, и весь мир пристально следил за Баку — Ю. П.) Это была, разумеется, дезинформация, нагнетаемая с целью подавить волю президента. Уверен, что действиями толпы руководили. (Напомню, что в январе 1990 года в противостоянии народа и власти обвинили лидеров Народного фронта, многие из которых были арестованы, а остальные загнаны в подполье, и на них Муталибов взвалил ответственность за пролитую кровь шахидов — Ю. П.) К вечеру в здании кончились припасы съестного, но машину с продуктами к парламенту не пропустили. Точно также не прошел и реанимационный автомобиль, когда президент почувствовал себя плохо. Кое-кто из депутатов предлагал президенту прорубить коридор с помощью внутренних войск, которые находились наготове. Но Муталибов эту идею отверг категорически. Это был бы позор. (Конечно, он вспоминал позорный побег Везирова из осажденного безоружными людьми здания ЦК подземным ходом, потому что выступить перед ними открыто ни тот, ни другой два года спустя не осмелились: сказать-то им было нечего — Ю. П.). Возможность «грузинского варианта» развития событий муссировалась давно, и это буквально парализовало волю президента. Малейшая провокация — выстрел, удар, взрыв, и могла пролиться большая кровь. Осознание этого давило на президента и роковым образом повлияло на окончательное решение».