Кровавый пуф. Книга 1. Панургово стадо
Шрифт:
— К сожалению, ничем не могу утешить вас, сударыня! — грустно пожал он плечами: — большинством голосов ваш сын присужден к исключению из гимназии. Завтра утром можете явиться за его бумагами.
Старуха страшно побледнела, нижняя челюсть ее вдруг как-то бессильно отвалилась от верхней, подбородок заметно запрыгал, задрожал и сама она вся затряслась, да как стояла, так и хлопнулась на месте о каменные плиты помоста.
— Господин Подвиляньский! — с силой схватил вдруг Феликса за руку взволнованный Устинов.
Он говорил с трудом, почти задыхаясь. В его зрачках сверкало вдохновение бешенства. Феликс
— Господин Подвиляньский, — повторил он, все крепче сжимая его руку между локтем и кистью, — вы… вы подлец!
Это страшное слово было громко и смело брошено ему в лицо в присутствии всех сотоварищей по службе, и после этого слова Устинов с презрением, даже более, с омерзением, словно от какой-нибудь холодной и склизкой гадины, отдернул от него свою руку.
— Господа!.. господа!.. вы слышали? — взволнованно забормотал потерявшийся учитель. — Я этого не могу так оставить… Мое имя… моя честь… Я требую сатисфакции!.. Сатисфакции!
— К вашим услугам! — сходя со ступенек и, по-видимому, уже спокойно, с полным самообладанием, обернувшись к Феликсу, поклонился Устинов.
XVI. Вызов
Скромно пообедав обычным образом за четвертак в кухмистерской на Московской улице, но невольно найдя все три блюда какими-то пресными, безвкусными, Андрей Павлович Устинов отправился восвояси напиться чаю да отдохнуть часок-другой пока до вечера. После давешней крутой сцены он чувствовал какую-то усталость, какой-то упадок в груди; весь он как-то был утомлен, разбит, словно бы после длинного перехода или после непомерно долгой верховой езды, но только это была усталость и разбитость не совсем физическая, а более моральная, душевная, — ощущения, которые, впрочем, почти всегда сопровождают и сильную усталость физическую. Организм просил сна, покоя, отдохновения, потому что экстаз бешенства непременно обессиливает человека.
Послеообеденное время было обыкновенного порою, когда Хвалынцев заходил поболтать к Устинову. Так уж делал он раза три или четыре. Подходя к дому, учитель и сегодня почти у самых ворот столкнулся со старым своим приятелем. Нынче он обрадовался ему более, чем когда-либо: для человека очень часто есть томительная потребность поделиться с другою сочувствующею душою своими чересчур уж сильными ощущениями и мыслями, которые переполняют вместилище его внутреннего мира. Тем отраднее потом, после этого влияния, будет отдохновение, несущее с собою мир и покой душевный.
Но не успели приятели распить по стакану чая и не успел еще Устинов окончить свой рассказ, как в дверь его постучались.
— Войдите, — пригласил учитель с недовольной миной.
Вошел Полояров вместе с Анцыфровым, и оба, не снимая ни пальто, ни галош, подошли к Андрею Павловичу.
— Мы к вам от Подвиляньского, — тотчас же начал Ардалион, не садясь по приглашению, но опираясь на свою дубину, — и предваряю, по весьма нелепому поручению, которому я, по моим принципам, нисколько не сочувствую, но не отказался единственно из дружбы. Он вас вызывает на дуэль, а мы вот секунданты его.
И проговорив это, Полояров засмеялся, словно бы сказал или услышал самую наивную глупость.
Устинов тоже слегка улыбнулся и, в ожидании, что из этого воспоследует далее, слегка поклонился.
— Ну-с? — проговорил он, видя что Полояров как-то переминаясь комкает свою серую шляпу.
— Да что «ну-с»… "Ну-с" по-немецки значит орех! А я нахожу, что все это глупость! Какая тут дуэль? По-моему просто: коли повздорили друг с другом, ну возьми, друг друга да и потузи сколько душе твоей угодно!.. Кто поколотил, тот, значит, и прав!.. А то что такое дуэль, я вас спрашиваю? Средневековый, феодально-аристократический обычай! Ну, и к черту бы его!.. Но в этом в Подвиляньском все-таки этот гонор еще шляхетский сидит, традиции, знаете, и прочее… Так вот, угодно что ли вам драться?
Устинов пожал плечами.
— Может быть, оно и очень глупо, отвечал он с усмешкой, — и спорить об этом мы с вами, конечно, не станем, но… если меня вызывают, я не считаю себя вправе отказаться, чтобы не подать повод, хотя бы даже и господину Подвиляньскому, обозвать меня малодушным трусом. Передайте ему, господа, что я согласен.
Это неожиданное согласие видимо озадачило обоих секундантов: они словно бы и не ожидали получить его.
— Подвиляньский, впрочем, требует, — торопливо вмешался пискунок Анцыфров, — чтобы вы при всех учителях извинились перед ним и взяли назад свои слова. Он только в крайности, ежели бы вы не согласились на это, предлагает вам дуэль… В противном случае, он поручил передать вам, что он найдет свою собственную расправу.
Учитель вспыхнул от негодования.
— Ну, я хоть и мал да крепок, возразил он весьма внушительным тоном, — и меня застращивать да запугивать нечего! Расправа, о которой вы говорите, будет для господина Подвиляньского пожалуй что поубыточнее чем для меня! Но… я, во всяком случае, извиняться не стану, и сколь ни находит это глупым господин Полояров, предпочитаю дуэль, и принимаю ваш вызов.
Оба приятеля опять на некоторое время остались вполне озадачены таким решительным поворотом дела, и не то недоумело, не то совещательно переглянулись между собою.
— Когда же вы намерены драться? — спросил Ардальон после минутного раздумья.
— Это совершенно все равно. Когда ему будет угодно.
— Он хотел бы завтра утром, так, часов в восемь.
— Ну, в восемь так в восемь, я ничего не имею против.
— А на чем вы воевать желаете?
— И это точно так же совершенно все равно для меня: я ни на чем не умею.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-а! Эх, вы воители!.. Как же это так-то?.. Ну, не лучше ли же по-моему на кулачьях?.. Ха-ха-ха!..
— Впрочем, Подвиляньский желал бы лучше на пистолетах, опять вмешался пискунок не без некоторой многозначительности в тоне. — Вы как на этот счет думаете, господин Устинов?
— Ну, на пистолетах, так на пистолетах.
— И будете стрелять? — недоверчиво, но шутливо спросил Полояров.
— Вас, конечно, не попрошу за себя.
— Ха-ха-ха!.. Да я и не пошел бы. Нашли дурака!.. И то уж и в секунданты-то, так только, по дружбе. Ну, а кто же у вас секундантом-то будет?
— Я буду, — отозвался Хвалынцев.
— Вы?.. Ну, очень приятно!.. Значит, по крайности, выпивку после того хорошую устроим, ась?
— Нет, уж пить вместе с господином Подвиляньским мы не станем, сухо и резко возразил Устинов. — Довольно с него и этой чести, что я не отказываюсь от его вызова.