Шрифт:
(пер. А/О "Прометей")
1
Была суббота, и я собирался жениться. Уже наступал рассвет, но я все не мог заснуть и думал о том, что всего несколько кварталов отделяют меня от той комнаты, где на широкой кровати под афганским покрывалом свернулась клубочком Рондина; ее обнаженное тело ждет прикосновений моей руки, и спустя несколько часов уже ничто не будет разделять нас.
И я мысленно представил себе физиономию Мартина Грэди, когда он увидит мое заявление об уходе. Ему это явно придется не по вкусу, но время ружей и пушек
Я знаю, что у меня полно врагов, даже среди сослуживцев, и они обрадуются моему уходу, но также скоро поймут, что подсидев меня, сами ускорили свою отправку на тот свет. Не каждому по силам проделывать эту грязную работу, а прозвище «Счастливчик» еще не признак того, что я возвращаюсь со своих прогулок с улыбкой на лице…
Я стал думать, что еще может сказать старый чудак. Станет взывать к моему патриотизму? Напомнит, что для врагов я всегда останусь человеком из списка «А»? Когда кто-то из наших уходит, остальные всегда чувствуют, как летит время. А может, он применит старый психологический прием и объявит, что в моей психике уже произошли необратимые изменения и единственный выход для моих инстинктов – пустить пулю в живот первого встречного?
Грэди может отлично обосновать свою точку зрения. Но мысль о ждущей меня в постельке Рондине – достаточный аргумент в мою пользу.
Грэди, старик, я ухожу! Больше не будет ни ружей, ни дыма, ни трупов… Я выхожу из джунглей живым и хочу остаться таким до самой смерти. Мне нравилась работа, нравилось чувство торжества над поверженным, хныкающим врагом, размазывающим кровавые сопли по лицу. Что может быть приятнее для мужчины? Но теперь все кончено, шпаги в ножны! Мой 45-й калибр останется в старой коричневой кобуре, а меня ждут новые радости, которые ранее вызывали у меня смех или, в лучшем случае, саркастическую ухмылку: «Моя куколка, вечера у камина… и три ангела спустились ко мне сегодня!»
Я смущенно хмыкнул: что ж, я повидал мир и познал людей. Некоторым из них я даже, по мере сил, помогал без особых хлопот убраться на тот свет. Но все это мне надоело. Пора менять пластинку. Пусть старик просит хоть на коленях, ничего не получится, ведь моя Рондина хочет, чтобы я стал паинькой – и я им стану!
Телефон на столике издал какой-то квакающий звук и разразился длинной заливистой трелью. Было около семи утра, и я не мог припомнить, кому это понадобилось звонить в такую рань. Я взял трубку, и человек на другом конце провода спросил:
– Тайгер!
– Да.
– Это Вилли Гиббоне.
– Что ты не спишь? Твои бродвейские девы давно дрыхнут,
– Я еще и не ложился.
– Ну, а почему я должен вставать?
– Мне позвонил один тип. Он прочел мою статью – ты знаешь о чем – и ищет тебя. Я, конечно, не сказал, где ты, но пообещал навести справки.
– Многие хотели бы меня найти.
– Поэтому-то я и промолчал. Ты знаешь некоего Клемента Флетчера?
Я прогнал через свои извилины длинный список имен и фамилий. Такого типа я не знал.
– Опиши его.
– Мы уже виделись. Он говорит, что звонил мне в контору шесть раз, прежде чем дозвонился. Оставил телефон…
Вилли назвал номер, и он мгновенно
– Что сказал этот тип, Вилли?
– Ничего. Видимо, он чего-то боится – говорил с присвистом и шептал, что ты ему позарез нужен. Потом быстренько бросил трубку. Ты что-нибудь понимаешь?
– И не хочу понимать, – произнес я, сладко потянувшись. – Я, конечно, позвоню, но если это связано с работой, внушительно плюну и уйду в сиреневую даль, слышишь? Сегодня я женюсь, приятель!
– Да, я знаю. Счастья тебе! Главное, ты вовремя остановился.
– Спасибо, но почему?
– Потому что ты приятнее в твоем теперешнем состоянии, а не в виде трупа. Как только я узнал, чем ты занимаешься, мне разонравилось бродить с тобой по одной улице.
– Тогда перейди на другую сторону! – рассмеялся я и повесил трубку.
Наступил день, который ничто не могло испортить.
Над городом вставало солнце, и полоска рассвета постепенно наливалась густой краской – алая полоска, словно след от бритвы на лице вечно спешащего куда-то человека. Город просыпался, и в его гигантские артерии вливалась человеческая плоть. Люди спешили к метро, а кто не спешил, тот спал. Город шумел, требуя новой плоти и крови… Что до меня, то через несколько часов я буду женат, черт подери!
Клемент Флетчер!
Что-то знакомое. Я не мог вспомнить конкретно, но что-то знакомое было. Не бог весть что, но в моей профессии нельзя забывать такие имена. Приятель? У меня их немного. Ну, а враг бы не стал сначала звонить…
Это не был человек Грэди, иначе было бы названо контрольное слово. Враги не сообщают нам свой пароль, но хорошо умеют делать маленькие, смертельные сюрпризы.
Тот, кто считает, что любопытство сгубило кошку, глубоко неправ. Если бы это имя не вызвало у меня серьезной тревоги, я не стал бы так долго копаться в памяти, но в нем было что-то такое, что заставляло меня еще и еще раз повторять: «Клемент Флетчер, Клемент…»
Я позвонил Вилли, вытащил его в свою очередь из кровати, выслушал все проклятия, которые он призывал на мою голову и на головы моих родственников до седьмого колена, и все же получил адрес гостиницы недалеко от Вест-Сайда и просьбу убираться к черту. Я быстро умылся, принял душ и, окончательно прогнав остатки сна, натянул одежду. По привычке сунул кобуру под мышку и взвел предохранитель, и только потом вспомнил, какой сегодня день. Усмехнувшись в душе, я уже хотел было снять ремень, но подумал, что этот 45-й никогда не подводил, много лет заменяя мне и отца, и мать… Ладно, приятель, в последний раз!
Я поправил пряжку, спустился вниз, перекусил в аптеке и, поймав такси, отправился на поиски Флетчера. Было рано и движение на улицах еще не дошло до той сумасшедшей стадии, когда за тобой, обмениваясь впечатлениями, могут идти двадцать хвостов. Я пока был уверен, что за мной никто не следит. Такси остановилось около ряда длинных домов с окнами, закрытыми жалюзи на французский манер. Рядом плескалась река, а с другой стороны высился несокрушимый забор.
Вывеска отеля не была чересчур многообещающей, да и вообще внешний вид гостиницы был какой-то обшарпанный и унылый. Металлические буквы с облупившейся краской призывали: «КОМНАТЫ!», но судя по всему, наплыва желающих не было.