Кровавый рассвет
Шрифт:
– Да?
– Я знаю, что за мной следят. Но я слишком боялась за тебя, чтобы обращать на себя внимание. Я кивнул и коснулся пальцем ее шеи.
– Когда ты увидела Мартела?
– Он… он начал дрожать и изменился в лице. Схватив фото, он поцеловал его и спрятал под подушку. Я сообщила ему, что она в безопасности и он, казалось, поверил этому, но затем снова испугался. Он стал настаивать на встрече с ней. Ему, видите ли, хочется с ней поговорить.
– Там есть телефон?
– Да, в его палате стоит аппарат.
– Давай попробуем.
Она сообщила мне адрес, и я мгновенно его запомнил. Я прекрасно знал окружающий район, и подъехать туда не составляло труда. Я заставил таксиста отвезти нас на несколько кварталов от квартиры Вилли Гиббонса, дал ему за риск еще десятку, подхватил Рондину под руку и мы вылезли прямо па улицу, где находился дом Вилли Гиббонса.
Он, можно сказать, переменился в лице, когда увидел ее, но когда следом вошел я, то стал белым, как стена. Для него это было слишком, и он этого не скрывал.
– Давай, Тайгер, прикончи меня, – пробормотал он.
– Ты же был репортером! Неужели ты еще умеешь удивляться?
– Нет, но я люблю хорошо пожить, а с тобой это невозможно. Я боюсь открыть дверь и получить пулю в живот, а я ее получу, как бог свят. Что у тебя на этот раз?
– Она останется у тебя.
– Ну уж нет!
– Она приз, Вилли. Пойми это, дорогой.
Он рухнул в кресло и уставился на меня одним глазом, второй был закрыт.
– Честно?
– Честно.
– А ты?
– О себе я сам позабочусь.
– А кто позаботится обо мне?
– Ты всегда можешь положиться на Мартина Грэди и его шайку.
– Но не тогда, когда стану трупом, – он вытянул руки и сжал кулаки. – Ладно, но это в последний раз и только до завтра. До завтра, а потом ищите другого кандидата в покойники.
– Спасибо, Вилли.
Но он не был таким уж несчастным, каким хотел казаться. В конце концов, ему было чем заняться, а Рондина всегда оставалась женщиной. Пока он звонил в агентство по прокату автомобилей и вызывал машину к парадному, я рассказал ему о планах уничтожения Мартела. То, что они собирались сделать, было одновременно глупо и преступно.
– Думаешь, они его выпустят?
– Возможно. Они, конечно, его засекретят, как сумеют, но вряд ли это получится. Убийцы всегда идут на риск, и им безразлично, кто стоит у них на пути. Засекреть они хоть весь госпиталь, но он-то останется общественно значимым лицом, и нет никакой возможности для него избежать слежки.
– С ним могут находиться наши люди.
– Что слышно о Даллесе? Он минутку подумал и качнул головой.
– А что у тебя на уме?
– Если они хотят его ликвидировать, то, может, мне удастся протащить к нему его девушку, пока он под стражей. Он достаточно нужен нашим, чтобы потребовать все, что душа желает.
Наконец появился шофер из агентства по найму автомобилей. Он был в белой униформе с названием фирмы, оттиснутым золотыми буквами у него на спине. Я взял бумагу, расписался и добавил парню пять долларов,
Всю дорогу до Коннектикут-парка я прокручивал в уме сегодняшние сцены, катаясь по ним взад и вперед и стараясь связать оборванные концы. Одна ниточка так и осталась несвязанной, иначе у меня не было бы такого странного чувства, что надвигается беда.
Итак, я начал с утра в день свадьбы, а кончил убийством. Все это дело не нравилось мне и раньше, а теперь…
Клемент Флетчер – мысли устали, спотыкаясь на этом имени. Клемент Флетчер, все началось с этого человека – еще один покойник в списке. Все, чего бы я ни касался, или кто касается меня, плохо кончают.
Рондина дала мне исчерпывающие инструкции, и вскоре я оказался перед железными воротами с калиткой. Рядом росли два раскидистых платана, сквозь ветки которых я заметил в доме свет. Я остановил машину рядом с подъездом, поднял воротник от дождя и выскочил наружу.
Я позвонил, но никто мне не ответил. Тогда я негромко позвал:
– Ева, это Тайгер. Открой!
Дверь отворилась, звякнув цепочкой, и когда она увидела меня, то откинула цепочку и распахнула дверь настежь.
– Заходи, милый, я рада тебе. Я закрыл дверь, проверил замок и встряхнул плащ.
– Кто здесь был?
– Только те, кто включил свет и телефон. Входи, милый, там теплее и можно высушить одежду.
Я отдал ей плащ, прошел прямо к бару и нацедил себе какой-то смеси. Она позволила мне выпить половину и осведомилась:
– Что слышно… о Габине?
– Все еще в госпитале. Но они собираются выпустить его на свободу.
– Но… – нахмурилась она.
– Ему нельзя появляться на улице. Я собираюсь позвонить ему в палату, и я хочу, чтобы ты сама сказала ему, что ты в надежном месте и что он должен оставаться под стражей до тех пор, пока не заговорит с нашими людьми.
– Может быть, я пойду к нему?
– Они сразу тебя возьмут. Ты что, хочешь посидеть с ним вдвоем? Если они до тебя доберутся, он будет молчать, как сейф. Нет, милашка, мы сделаем это отсюда. Я отвезу тебя в город, и мы найдем платную станцию. Они дадут разговору состояться, но засекут говорящего по монитору. Если прорвешься, скажи, что ты в безопасности и что он должен сидеть под стражей, не высовывая носа. Постарайся быть краткой. Они засекут, что звонок из этой местности, но не успеют перекрыть все дороги, и за это я особо не тревожусь.
– Но если… они не позволят мне говорить с ним?
– Ты скажешь, кто ты такая, и они сразу его подключат.
– Если ты хочешь…
– Одевайся!
Мы добрались до города, где я выяснил номер госпиталя, дал ей пригоршню мелочи, номер телефона и втолкнул в будку. Сам я остался в проходе между будкой и стеной, пока она звонила. Через стеклянную дверь я видел, как она сделала жест отчаяния, затем безнадежно развела руками, настаивая на чем-то, и растерянно положила трубку. Когда она вышла, то кусала губы от досады.