Кровавый разлом

Теорин Юхан

Он никак не мог избавиться от чувства стыда, но перестать читать не мог. Если бы у Эллы было что от него скрывать, она наверняка сожгла бы дневники сама, прежде чем умереть от рака. А она оставила их в наследство Герлофу.

Он перевернул страницу.

Сегодня 3 июня 1957 года.

В Марнесе ярмарка, полно народу, и погода прекрасная. К сожалению, и осы появились.

Герлоф завтра повезет тридцать тонн известняка в Стокгольм. У девочек каникулы, они поплывут с ним.

Без Герлофа и детей пусто. Когда они были маленькими, мы каждое лето ездили на ярмарку на велосипедах, а теперь выросли, и

мне без них одиноко. Я не плачу, чтобы не заболеть, но когда думаю, что до ноября, пока не кончится навигация, Герлоф почти все время будет в море… это как нож в спину.

Но все же я не совсем одна, со мной этот бесенок, маленький тролль. Он скачет на корточках в кустах, я даю ему молоко и печенье. Правда, появляется только днем, когда на улицах никого.

Наверное, для них это самое безопасное время.

13

Когда Пер выехал из дома, солнце уже стояло высоко. Он несколько раз звонил и по домашнему телефону, и по мобильнику — Джерри не отвечал. Пер начал нервничать.

Они рано пообедали. Пер объяснил Йесперу:

— Твоему деду надо помочь… Он говорил очень странно, словно не в себе. Я должен поехать и проверить, все ли у него в порядке.

— А когда вернешься?

— Вечером. Может быть, поздно, но сегодня обязательно буду дома.

Последнее, что он сделал, — перевел телефон на свой мобильник, чтобы Джерри не дергал Йеспера.

Сын сидел перед телевизором с очередной игрой, но все же оторвался на секунду и помахал Перу.

Йеспер справится. В холодильнике мясные фрикадельки, а под машину здесь попасть невозможно — машин на краю каменоломни не бывает. Пер всегда остро чувствовал ответственность за детей, но сейчас совесть его была спокойна. Никаких поводов для волнений.

Солнце сияло, как в июле. Настоящая весна… Машин на дороге было мало, так что он быстро отматывал километр за километром.

Пер проехал Боргхольм и посмотрел на часы — час дня. Через полчаса миновал мост и был уже на материке. Когда он проезжал съезд на Кальмар, в глаза ему бросился щит с красным крестом. Он тут же подумал о Нилле в холодной, бездушной больничной палате. По дороге назад надо обязательно к ней заехать.

После Нюбру дорогу обступил густой сумрачный ельник, иногда только в просветах мелькали поля и озера. Ели опять напомнили Перу Регину — как-то в такой же яркий весенний день они поехали в лес на машине.

Ничего хорошего от встречи с отцом он не ждал. Два часа до Рюда, а потом еще отвезти его в Кристианстад — тоже не меньше двух часов. Несколько часов в обществе Джерри представлялись ему вечностью.

Через два часа он, как и рассчитывал, въехал в Рюд. Солнце скрылось за неизвестно откуда взявшимися облаками, и весна сразу превратилась в позднюю осень.

Большим поселком Рюд не назовешь. Тротуары пусты. Пер остановил машину у автобусной остановки. Джерри нигде не было видно. Либо он уже сел на автобус и поехал домой, либо бродит где-то, мало что соображая.

Он достал мобильник и опять набрал номер отца.

Три сигнала, потом кто-то нажал на кнопку, но не сказал ни слова. Несколько секунд шипения, глухой звук. Потом трубку повесили.

Пер уставился на телефон. Подумав, вышел из машины и пошел к газетному киоску.

— Старик? — переспросил девушка за прилавком.

Пер кивнул:

— Семьдесят три. Широкоплечий, но не в лучшей форме. Сутулый.

— Стоял здесь какой-то с час назад… довольно долго стоял.

— А куда он делся, вы не видели?

— Не-а.

— Сел на автобус?

— Нет… я, во всяком случае, не видела.

— За ним кто-то пришел?

— Может быть… Исчез — и все.

Пер понял, что здесь многого не добьешься.

Он вернулся к машине и решил доехать до виллы.

До студии. Это было в нескольких километрах к западу от Рюда, в деревеньке под названием Стрихульт. В середине семидесятых Джерри купил ее и обставил, тогда денег ему было не занимать. Все годы, пока он еще мог водить машину, Джерри ездил туда каждую неделю из Кристианстада — снимать фильмы. Сначала со случайными операторами, потом с Гансом Бремером.

Пер был там только один раз, три или четыре года назад, — подвозил отца. Тогда отец был совершенно здоров и собирался в Рюд монтировать фильм, снятый им с Бремером. Пер торопился домой в Кальмар и даже не зашел посмотреть виллу — высадил Джерри у калитки и уехал.

Стрихульт состоял из нескольких домов, бензоколонки и маленького продуктового магазина. Пер не увидел ни одного человека.

На выезде дорога стала еще уже, а ельник еще плотней. Через километр он увидел указатель в форме обращенной вправо белой стрелы. На указателе было написано: «Морнер Арт АБ» — название принадлежащей Джерри компании.

Он плотно сжал баранку. Хотя Джерри и звонил ему не реже, чем раз в неделю, они не виделись с конца декабря, когда Пер заезжал к нему в городскую квартиру. Джерри отмечал Рождество в полном одиночестве. Никаких знакомых дам не было.

Еще через пятьсот метров лесной дороги вдруг возник плотный ряд кустов туи. Это здесь.

«Осторожно, собаки», — гласила надпись у въезда на участок, хотя как раз собаки-то у Джерри никогда и не было.

Пер заехал во двор, объехал гараж и поставил машину на газоне у большого деревянного дома. Дом был большой и широкий, двухэтажный, построен в виде буквы «Г». Джерри, Бремер и актеры жили там же, где работали; очевидно, съемки велись в длинном крыле, а в коротком были жилые помещения.

Никто ему навстречу не вышел. Ни отец, ни Ганс Бремер.

Пер никогда не встречал Бремера, но с ним обязательно надо поговорить — о будущем. Джерри слишком болен, чтобы руководить предприятием, время закрыть «Морнер Арт» и продать виллу. А Бремеру пора подыскивать новую работу, если он еще этого не понял.

Просторная бетонная лестница вела к входной двери. По обе стороны от двери широкие блестящие окна задернуты гардинами.

Пер вышел из машины и посмотрел на часы. Двадцать минут пятого. До захода солнца оставалось самое меньшее два часа, но было пасмурно, а в густом ельнике уже скапливались тревожные ночные тени.

Под ногами захрустел гравий.

Высокая и широкая наружная дверь. Дубовая или, еще того чище, красного дерева. Подойдя поближе, Пер заметил, что дверь приоткрыта — совсем чуть-чуть, на два пальца. В холле было темно, как ночью.

Он потянул на себя тяжелую дверь и заглянул внутрь:

— Есть здесь кто-нибудь? Алло?

Тишина. Пер нащупал выключатель, но свет не зажегся.

Он оглянулся — во дворе никого не было. Он шагнул через порог и замер.

Ему показалось, что налево стоят две фигуры, словно поджидают именно его, Пера Мернера. Он вгляделся — что за чушь… всего лишь два дождевика.