Кровавый разлом
Шрифт:
— Ульрика, это снова я… разговор прервался.
Она вздохнула:
— Что вам надо?
— Я вовсе не собираюсь вам вредить. Мне очень надо кое-что узнать, а потом я навсегда оставлю вас в покое… Клянусь вам! Значит, вы тоже работали с Джерри Морнером?
Она опять вздохнула, еще тяжелее:
— Один-единственный раз… один выходной.
Пер стиснул мобильник:
— Ульрика, мне очень нужно с вами поговорить…
— Зачем?
— Затем, что… мой отец умер.
— Разве?
— Да… его сбила машина.
— То есть вы этим делом не занимаетесь?
— Нет… и никогда не занимался… Но другие занимались.
— Уж это-то я знаю, — устало сказала Ульрика. — Но я мало что могу рассказать.
— А можно попробовать?
Она помолчала.
— О’кей. Приезжайте завтра вечером, но не позже семи.
— Хорошо… я поеду с Эланда. А где находится Рандхульт?
— Двадцать пять километров к югу от Кальмара. Езжайте по указателям. Я живу в единственном на все село кирпичном доме, рядом с амбаром.
— Спасибо большое!
Он заезжал к Нилле по пути из Мальмё, но она спала. Сейчас он опять поехал в больницу.
Марики не было. Нилла лежала с капельницей.
— Привет, папа, — еле слышно сказала она, не пошевелившись.
— Привет, привет… Как ты?
— Так…
— Боли есть?
— Нет… почти нет.
— А в чем дело? Тебе одиноко? — Он вспомнил шумную компанию, выскочившую из класса в гимназии. — Хочешь повидаться с друзьями?
Нилла промолчала.
— Может быть, из школы кто-нибудь? Позвони только, и я привезу хоть целый класс.
Нилла молча покачала головой.
Последний раз он видел ее в субботу, она была гораздо разговорчивее. А сейчас только слегка улыбнулась… У Пера защемило сердце. Тринадцатилетняя девочка не должна быть такой грустной.
— Нет, — сказала она и отвернула лицо к стене. — Не хочу.
— Не хочешь? Почему?
Нилла закашлялась, даже кашель у нее был какой-то бессильный.
— Потому что не хочу, чтобы они видели меня… такой…
Она опять отвернулась к стене, и в наступившей невыносимой тишине Пер услышал — Нилла плачет. Он сел на край кровати и положил руку ей на спину:
— Что с тобой, девочка моя? Расскажи, мы что-нибудь придумаем.
Она, обливаясь слезами, начала рассказывать.
Через час, едва добравшись до дома, Пер натянул спортивный костюм и кроссовки и вышел во двор. Все равно куда, только бы отсюда.
Он побежал на север. Бежать пришлось против ветра, но это его мало волновало. Вдоль моря, вдоль моря… он все время наращивал скорость, так что загорелись легкие.
Он остановился на выступе скалы, глубоко вдохнул и нагнулся. Его сильно тошнило. Он попытался сделать так, чтобы его вырвало, но из этого ничего не вышло.
Он думал только о Нилле.
Весенняя четверть пропала, это было ясно уже несколько недель назад.
Она вернется.
Вот и все. Он повторял эту формулу уже, наверное, в сотый раз. Она вернется. И еще: она вернется здоровой — и будет так же с хохотом вылетать из класса после звонка. Опять начнет играть в баскетбол, будет ходить на танцы и организовывать посиделки без родителей.
Потом она пойдет в гимназию и будет поздно возвращаться домой, красться вдоль стены, чтобы папа не заметил, а он будет притворяться, что спит. Поедет в Европу и выучит новый язык.
ОНА ВЕРНЕТСЯ.
У нее должно быть, обязано быть будущее. Сегодня ее будущее ограничено днями и неделями, но она его вернет. Он сделает для этого все.
Спасайте детей. Люди рождаются, чтобы спасать своих детей, другой задачи у человечества нет. Все остальное неважно.
Он побежал, на этот раз не так резво.
На пути ему попалась поросшая мохом стена. Он метров сто бежал вдоль нее, потом перелез. Дальше начинался альвар.
Луж уже почти не осталось, земля была сухой и твердой.
Пер не сразу почувствовал, что он не один. Сначала решил, что это эхо его собственных шагов. Потом резко остановился и понял — кто-то за ним бежит, звук шагов слышен где-то за кустами позади. Пер обернулся. Он вспомнил Маркуса Люкаса. Здесь, в альваре, он был совершенно беззащитен. Все его оружие — молотки, ломы и кирки — осталось дома.
Но это была всего-навсего Вендела Ларссон. Она запыхалась точно так же, как и он, и остановилась перевести дыхание.
Они смотрели друг на друга, ни слова не говоря, только дышали тяжело и смотрели. Глаза ее были мертвыми от усталости.
Он сделал глубокий вдох.
— Мой отец умер, — сказал он.
Вендела подошла и молча положила руку ему на щеку.
— И Эмиль тоже умер.
Она ничего не сказала, но руку не убрала. Он уловил вопрос в ее взгляде.
— Эмиль умер в воскресенье вечером. Какая-то больничная инфекция… а он был очень слабенький. Нилла в него влюбилась… а он умер. Она так рыдала… и рыдала, и рыдала, а я не знал, что ей сказать… — Он всхлипнул. К горлу подступил ком.
Вендела вдруг крепко обняла его.
Он не хотел, чтобы его обнимали… эта усталая, тощая женщина… И вообще, любви в мире нет.
Они долго стояли, держа друг друга в объятиях, и дышали в одном ритме. Как будто дышал один человек.
Наконец она опустила руки:
— Мой муж уехал и увез мою собаку… я совсем одна… — Она отступила на шаг и кивнула в сторону лабиринта кустов: — Пойдемте… я кое-что вам покажу.
54
В понедельник Вендела звонила Максу и на мобильник, и домой. Восемь раз. На девятый он взял трубку.