Кровавый срок
Шрифт:
Я заказал ей салат и «Багама-маму». Она ела с аппетитом — поджаренное мясо мидий с острым лайковым соусом и специями и хрустящие жареные овощи быстро исчезали с ее тарелки. Но еще чаще она потягивала из своего стакана.
— Как поживает Терк? — спросил я.
Она поморщилась и сделала здоровенный глоток.
Терк был ее мужем, наездником на родео, которого она встретила, когда готовила ревю «Обнаженное ранчо Салли Ранд». Они поженились в 1941, но с тех пор не все шло у них гладко. Последний раз я видел ее четыре месяца назад в
— Я дала ему еще один шанс, но он все испортил. Сукин сын ударил меня, Геллер!
— Ну и ну.
— Я этого не стерпела и выставила ублюдка.
Ее манера выражаться была такой же крутой, как выражение ее лица сейчас.
— Знаешь, мне даже жаль его. Он не вынес всего этого и записался в авиацию; его подбили и комиссовали вчистую. Я хочу ухаживать за ним, но ведь теперь парень просто псих!
— Конечно.
Она взглянула на меня, и ее лицо прояснилось. Она наклонилась ко мне и нежно дотронулась до моей руки.
— О, прости, Геллер. Я забыла, что ты тоже прошел через это.
— Ничего, Элен.
Она откинулась назад, и ее лицо снова стало несчастным.
— Он слишком много пьет. Мне пришлось снова его выгнать. Боже, почему я не вышла за тебя, Геллер!
— Я тоже удивляюсь время от времени.
— Да, и часто?
— Иногда.
Она улыбнулась. Ее широкая улыбка была что-то.
Мы проболтали с ней около часа. Не то чтобы у нас было много что вспомнить. Несколько месяцев назад в Чикаго мы тоже вспоминали об одном лете, проведенном вместе в далеком 1934 году. Некоторые воспоминания носили интимный характер, но теперь я и Элен больше не были любовниками. Настоящими, я имею в виду.
Но мы всегда оставались друзьями.
— Не думал, что ты станешь работать в Нассау в «мертвый сезон» — сказал я. — Теперь, во время войны, ночная жизнь слегка ограничена здесь, не так ли?
Она пожала плечами. Она уже доела свою порцию и теперь курила сигарету.
— Это было выступление в пользу фонда Красного креста. Ты же знаешь, какая я патриотка.
Она действительно была патриоткой и поклонницей Франклина Делано Рузвельта, а еще мнимой интеллектуалкой, немного симпатизировавшей левым. Она вызвала к себе совсем иной интерес, когда высказалась в поддержку республиканцев во время гражданской войны в Испании. Кроме того, она была известна тем, что читала лекции в колледжах. Когда ее не арестовывали за оскорбляющее общественную нравственность поведение, конечно.
— Похоже, ты становишься уважаемой особой в...
— Если ты скажешь «в твоем возрасте», я врежу тебе по носу мидией, Геллер.
— ...В наши нелегкие времена.
Ее улыбку пересекла недовольная морщина.
— Да, это так. Я уважаема здесь. В субботу вечером герцог и герцогиня Виндзорские сидели в первом ряду на моем шоу в «Принце Джордже».
— У тебя шикарная публика, поздравляю.
Она приподняла подбородок, элегантно выдохнув дым.
— Они уважают не столько меня, сколько мои замечательные
— У тебя всегда были замечательные...
— Заткнись, Геллер. Круглые шары — это большие воздушные шарики, за которыми я танцую. Они сделаны по моим собственным инструкциям, и теперь их использует правительство Штатов для учебных мишеней...
Я засмеялся, и она тоже.
— Да, — произнес я. — Было очень патриотично со стороны герцога присутствовать на твоем шоу. Что, Уоллис не возражала?
Я говорил, конечно, об Уоллис Симпсон, разведенной американке, ради которой Дэвид Виндзорский, бывший Эдуард Восьмой, нынешний губернатор Багам, оставил трон, чтобы жениться на «женщине, которую он любил»!
— Уоллис все время хихикала. Честно говоря, кажется, герцогу было не по себе. Он ужасно смущался.
— У этих бывших королей нет чувства юмора.
— Естественно. Я слышала, он запретил прессе печатать о том, что Виндзоры были на моем шоу. Ну, запрет не распространяется на моего агента в Штатах.
— Конечно, — щелкнул языком я. — Бедные королевские душки... изгнанные на эту тропическую Эльбу.
Она игриво подняла выщипанные брови:
— Ну знаешь, герцога всегда подозревали в том, что он — пронацист. Черчиллю пришлось выслать его из Европы, чтобы Гитлер не захватил его в плен и не восстановил на троне марионеточного Эдуарда Восьмого!
— И что бы я делал без королевы варьете, посвятившей меня в высокую политику?
Она стукнула меня по руке, но улыбалась.
— Какой ты мерзкий.
— Это как раз то, что тебе во мне нравится.
— Правда. Но, должна сказать, я просто восхищаюсь Уоллис...
— Восхищаешься ей? Да все говорят, что она — просто сварливая тетка, которая держит под каблуком своего мужа.
— Но это смешно! Ты просто запуган феминистками, Геллер.
— Ну извини, — робко произнес я.
Она довольно улыбнулась.
— Пойми, герцог и герцогиня уже успели сделать столько хорошего за короткое время, что они здесь. Особенно им благодарно черное население...
— Ну, начинается...
— Будь милым. Разве ты не знаешь, что герцог построил здесь ферму для негров? А герцогиня работает в местной больнице Красного креста наравне с негритянками. Местные белые дамы до такого, естественно, не опускаются.
— Она что, и вправду пачкает свои белые ручки?
— Да, представь. Лично я считаю, они славная пара.
— Ага, ты и каждая девчонка-подросток в США. Какая стойкая любовь, какие трагические влюбленные! — я засмеялся. — Не могу поверить, что ты клюнула на эту монархическую чушь, — ты, всегда гордившаяся своими левыми взглядами.
— Геллер, как ты циничен в...
— Осторожно!
— ...в наши трудные времена.
— Спасибо. Вообще-то, я всегда был циничным.
— Ты просто так думаешь. Вот почему мне нужно было выйти за тебя: ты — мое самое большое, самое романтическое увлечение.
— Ну конечно.