Кровавый узел
Шрифт:
– Заметано. Выкладывай…
Прихлебывая мелкими глотками круто заваренный чай, Профессор слушал, не перебивая, что рассказывал ему Крапленый. Допив чашку, осторожно поставил ее на стол, пожевал сухими бескровными губами, прикрыл веками выцветшие от старости голубовато-серые глазки, задумался. Никто ему не мешал, в комнате было тихо, как в склепе. Зуб было потянупся за папиросами, но так и не вынул руку из кармана, таращил остановившиеся глаза на Профессора.
Неожиданно старик встрепенулся и с хищным прищуром, который как-то не вязался с его добродушным обликом, коротко бросил:
– Свои тут поработали, Крапленый.
– Но
– Не ори! – повысил голос Профессор. – Ты и так уже фуфлом торганул [18] , время упустил. Думать теперь нужно, много думать. Главное, менты на хвост не упали. Это хорошо. А со своими мы разберемся, это я тебе говорю.
– Узнаю кто, на кусочки порежу, – запенился от злобы Крапленый и вскочил на ноги.
– Сядь, бешеный… – тихо и устало сказал Профессор. – Поговорим спокойно. Есть у меня план. Слушай…
[18] Фуфлом торганул (жарг.) – замешкался.
Крапленый выразительно посмотрел на Маркизу. Та понимающе кивнула и повиляла крутыми бедрами в соседнюю комнату. Впечатлительный Зуб, с вожделением глядя ей вслед, тихо крякнул и завистливо покосился на Крапленого; везуха прет человеку, такие пенки снимает.
Все сгрудились вокруг Профессора…
6. ЛЯЛЬКА
Было уже около десяти часов вечера, когда капитан Тесленко вошел в подъезд своего дома. К груди он бережно прижимал папку, в которой лежал лоскут ткани. Нитки этой импортной тряпки были найдены на скамейке в сторожке ограбленного магазина. Впрочем, ткань про себя называл тряпкой только Тесленко, со зла – он сбился с ног, разыскивая ее, настолько редкой и дефицитной она оказалась. Помог случай – сотрудники ОБХСС конфисковали на "толчке" у одного "труженика Востока" несколько кусков заграничной мануфактуры, среди которой попалась и разыскиваемая ткань. Экспертам пришлось здорово потрудиться, чтобы по обрывкам ниток установить цвет и фактуру ткани из сторожки и ее идентичность конфискованному образцу. И теперь капитан, отчаявшись в бесплодных поисках одежды, нитки из которой выдрал гвоздь, решил с помощью хитро задуманной "операции" привлечь к расследованию свою жену Антонину.
– …Господи, ну почему, почему я вышла за тебя замуж? У всех моих подруг мужья после работы сразу домой, а ты хотя бы к полуночи явился. А зарплата? Кот наплакал, едва концы с концами сводим.
– Ну да… – с обреченным видом кивал Тесленко, изображая отсутствие аппетита после нахлобучки; а у самого слюнки текли при виде остывающей миски с наваристым украинским борщом.
– С чего это ты сегодня такой смирный? – с подозрением спросила жена, остановив на полуслове свои упражнения в риторике.
– Что? – вскинулся от неожиданности Тесленко, мысли которого в данный момент занимала тайна кастрюли, стоящей на плите; он гадал, что в ней может быть: хорошо бы котлеты… – А, ну это… то есть, виноват, каюсь, такая работа.
– Так, так… – Антонина, подбоченясь, подошла вплотную. – Брехло, соленые уши. Я тебя насквозь вижу. Сколько лет я с тобой мучаюсь? Десять. И ты меня хочешь обмануть? Ну-ка, выкладывай, что надумал.
– Сыщик… – ухмыльнулся в ответ Тесленко, теплым взглядом окинув
Была Антонина до сих пор стройна, черноволоса, легка на подъем. Поженились они поздно, и так уж получилось, что детей у них не было. И пара видная – смуглянка Антонина и он, косая сажень в плечах, русокудрый, румяный, до сих пор девки молодые заглядываются, а не дал Господь, не дал…
– Ладно, – сдался Тесленко и, не дав опомниться, обнял жену и поцеловал. – И за что я тебя люблю, такую язву, ума не приложу.
– Отстань, трепло… – вяло засопротивлялась Антонина. – Ешь, блудный муж. Прощаю, но в последний раз.
"Две тысячи сотое последнее китайское предупреждение…" – едва не ляпнул повеселевший Тесленко, но вовремя сдержался и быстренько принялся орудовать ложкой.
– Так что там у тебя? – требовательно спросила жена, усевшись напротив.
– Нужна твоя помощь, – решив отставить всякую дипломатию, ответил капитан. – Там у меня в папке ткань, импортная и, между прочим, очень редкая и дорогая. Нужно узнать, кто в городе носит одежду из этой ткани – костюм или, возможно платье.
– И это все? – ехидно прищурившись, Антонина уткнулась подбородком в сжатые кулачки. – Подумаешь, мелочь какая – разыскать среди городских модниц нужную доблестному оперу Тесленко. Сколько ты мне отводишь на поиски – год, два?
– Неделю, – отрезал капитан, принимаясь за свои любимые котлеты под соусом. – В крайнем случае.
– А сам что?
– Я обегал все ателье – мимо. Такой ткани даже не видали.
– Это понятно. Нужно быть абсолютной дурой, чтобы отдать ее в государственный индпошив. Загубленные деньги и нервы. То, что они там лепят, только клоунам впору.
– Вот, вот, и я об этом. Искать нужно портного-надомника, притом высококлассного. Тут тебе и карты в руки. Поспрашивай у подруг, знакомых…
– Не было печали… – вздохнула Антонина, поднимаясь. – Придумал мне забаву, чтобы по вечерам не скучала.
– Тонечка, я тебе очень, очень прошу… – взмолился Тесленко.
– Не скули, я не отказываюсь. Сделаю все, что от меня зависит. Уж не обессудь, если ничего не получится. Мы милицейских академий не заканчивали.
Тесленко удовлетворенно улыбнулся и налил себе чаю. Антонину свою он знал достаточно хорошо и был уверен, что она не успокоится, пока не отыщет эту треклятую модницу, оставившую столь важную улику в сторожке. Впрочем, он вовсе не был уверен в необходимости таких поисков, но выбирать не приходилось – другие версии ограбления напоминали безликих уродцев, которых можно увидеть только в бреду; ни фактов, ни вещественных доказательств, ни здравых мыслей – короче, фигня на постном масле, состряпанная в угоду Бубырю, признающему только марксистскую диалектику и логику в расследовании всех дел, вплоть до краж стиранных исподних с балконов…
Портниха, толстая краснощекая женщина лет пятидесяти, в махровом халате невообразимо яркой расцветки и домашних шлепанцах, отороченных мехом, повертела в руках лоскут ткани и небрежно бросила его на стол:
– Ничем не могу помочь, милочка. Нетути.
– Я заплачу любую цену… – Антонина молящим взглядом пыталась расположить к себе Вадимовну – так звали портниху ее постоянные клиенты.
– Экая ты настырная… – заколебалась Вадимовна, окидывая цепким взглядом Антонину: насколько соответствуют запросы этой смазливой девицы содержимому ее кошелька.