Кровавый закон
Шрифт:
В обед Олиф пошла готовить еду на кухню, и тут вспомнила, что ей ведь полагается разносить тарелки не только воинам, но и Лексу тоже.
Схватив первую попавшуюся порцию каши и быстро преодолев темные тоннели, она злобно дошагала до входа в камеры и уперлась в две широкие груди Песчаников. Однако видя недружелюбный настрой девчонки, и списав все на нежелание носить еду этому придурку, они пропустили ее без особых возражений.
Перед тем, как войти в нижние камеры, Олиф постояла перед дверью,
На секунду ей даже показалось, что Лекс ждал ее. Он не спал, просто, как обычно, сидел, облокотившись о стену. Как только она приблизилась к его камере, он тут же перевел на нее взгляд, но ничего не сказал.
— Кушать подано, — нарушила девушка молчание.
Лекс усмехнулся и боком просунул ей между решеток две пустые тарелки, одну в другой.
— Ты съел? — не поверила Олиф.
— Не знаю, гордиться, или разочаровываться твоим удивлением.
Девушка на всякий случай даже потрясла посудой вверх дном, чтобы удостовериться наверняка.
— Ого, даже отвар выпил.
— Сама готовила?
— Да, — настороженно ответила Олиф.
— Редкостная гадость.
Девушка состроила такую страшную мину, что Лекс не смог сдержать улыбки.
— Не обижайся, в мире многие люди не умеют готовить.
В этот момент ее терпение лопнуло.
Олиф злобно схватила ложку из каши, и, резко присев рядом с мужчиной, просунула ее между решеток, приставив ее прямо к его носу.
— Уж кому-кому, а тебе привередничать не стоит! И я нормально готовлю!
Лекс таким взглядом наблюдал за трясущимся перед его носом «орудием убийства», что даже не заметил, как каша с ложки начала капать ему на одежду. Только почувствовав жжение на груди, он примирительно поднял руки.
— Хорошо-хорошо, а теперь ме-едленно опусти ложку на пол, только не поранься!
Олиф злобно замахнулась столовым предметом прямо мужчине в лоб, но в последний момент он сменил положение головы, и ложка врезалась в стену, обрызгав их обоих остатками каши.
— Не повезло тебе, — «сочувственно» сказал Лекс, вытирая лицо.
— Это тебе не повезло! — Олиф тоже пыталась стереть еду с платья так, чтобы не осталось пятен.
— Поверь, тебе не повезло куда больше.
— Почему это?
— Ну как, ни готовить не умеешь, ни драться.
— Я умею готовить!!
— Судя по тому, что ты мне принесла в прошлый раз — нет.
— Ну вот и сиди тут тогда один! И голодный! — совсем обиделась Олиф.
Поднялась с колен и быстро пошла к выходу. В темноте не заметила ступеньку, споткнулась и еле удержалась на ногах.
— Эй-эй, плебейка, стой! — Голос Лекса прозвучал настолько странно, что Олиф невольно замерла.
Она боялась пошевелиться, ожидая, что он скажет еще что-нибудь, но мужчина молчал. Тогда она сама нарушила повисшую паузу:
— Я Олиф, а не плебейка.
Со стороны камеры послышался облегченный выдох, или ей это только показалось?
— Хорошо, Олиф, так Олиф. Подойди сюда.
— Зачем?
— Ты забыла кое-что.
Девушка удивленно попыталась вспомнить, что могла забыть, но в голову так ничего и не пришло. На секунду замешкавшись, она все же решилась медленно спуститься обратно.
— Ну?
— Вон. — Лекс кивком указал на две пустые тарелки.
Вот дура, и впрямь забыла! Олиф быстро схватила посуду, развернулась, чтобы уйти, но голос мужчины вновь остановил ее.
— Подожди.
— Еще что-то?
— Нет. Просто не обижайся.
— На тебя? — не поверила своим ушам девушка.
— Нет, что ты, на светожелов, — иронично ответил ей мужчина.
Теперь Олиф, наконец-то, поняла. Ему было ужасно одиноко. Его все ненавидели, и сам он тоже ненавидел себя. Эта ненависть, чувство вины разъедали душу изнутри, словно черви сердцевину яблока.
Лексу нужно было с кем-то поговорить. Когда она, Олиф, оказалась в темнице, рядом с ней был седой старик — муж Фриды, а рядом с Лексом нет никого, кроме него самого. А диалоги с самим собой имеют ужасные последствия, и Олиф это знала, как никто другой.
Она слабо улыбнулась.
— Я не обижаюсь, привыкла уже.
— Когда успела? — усмехнулся мужчина.
— В пустыне, когда ж еще.
— Не помню, чтобы мы шутили.
— А я и не про шутки, — не без злорадства сказала Олиф, — я про твое хамство.
— Хамство? Да ладно. У тебя какая-то странная реакция на очарование.
— Очарование? Мой младший брат и то очаровательней, чем ты!
Лекс вновь усмехнулся. Догадалась, дурочка. Плохо это или хорошо, мужчина еще не решил, но хоть какому-то голосу в этой тишине все равно был рад.
— Помня о твоем ранимом сердечке, я не стану говорить, что мой младший брат тоже очаровательней, чем ты. И вообще, — он обвел ее фигуру презрительным взглядом, — ты похудела и стала еще костлявей, чем раньше.
Олиф недоуменно осмотрела свою талию. Понятно, что это была просто шутка, но девушка все равно обиженно насупилась.
— Ты, можно подумать, тут поправился!
— Я похудел в бою, плебейка, — нравоучительно ответил Лекс.
Кажется, его тело, пребывая в таком положении, уже затекло. Он попробовал едва заметно пересесть, но руки слишком ослабли и не слушались. Мужчина сделал еще несколько рывков, надеясь, что в полутьме не заметно, насколько тяжело ему это дается, и, в конце концов, сдался.