Кровавый закон
Шрифт:
Она развернулась и пошла к выходу. Схватилась за ручку двери, уже даже приоткрыла, но все-таки обернулась напоследок.
— Но я все равно еще вернусь.
Дверь хлопнула. Послышались быстрые удаляющиеся шаги. Как только они стихли, по помещению разнесся громкий кашель. Лекс чувствовал, как порывы, один за другим, становятся все сильнее. Это неизбежно: начал кашлять и все, остановится очень трудно, практически невозможно. Кашляешь до тех пор, пока не почувствуешь, что с горла начинает сдирать кожу. Мужчина прикрыл рот кулаком, вдохнул: раз, два. Три.
Как только Лекс почувствовал себя лучше, он пару минут просидел в молчании, прижимая кулак ко рту, а затем со всей дури треснул им по решетке.
— ДУРА!!! Просто идиотка!!!
Слабость взяла свое. Тяжело было не просто сидеть, а даже элементарно сгибать ноги. Мужчина не выдержал, выпрямил их. Ступня задела тарелку с кашей и та с лязганьем перевернулась, оставляя кашу на грязном полу.
Злиться еще и на это, уже не было сил.
Олиф злобно пнула ногой и без того еле держащуюся на кривых ножках табуретку. Та с жалобным скрипом повалилась на пол, но при всеобщем шуме этого никто не заметил. Девушка несколько раз сжала и разжала кулаки, призывая себя успокоиться, и быстренько забралась на свою койку.
«Черт побери этого Лекса!». — Злость все никак не утихала.
Олиф понимала, что ему необходима помощь, но сделать ничего не могла, потому что стоило ей сделать шаг навстречу, с его стороны тут же вырастала ледяная стена гордости.
С самого начала было ясно — лечить его никто не будет. Если уж еду ему приносят раз в день (и то, не факт, что он всегда дотягивался до нее), то трудно представить, что кто-то будет с ним сюсюкаться по поводу насморка. Да уж, оригинальный способ добить человека. Он ведь умирает, Олиф это понимала, потому что его раны были слишком глубокими, кашель слишком сильным, а камера до жути холодной. Что может быть хуже, чем смерть в полном одиночестве? Не в бою, как воин, а в камере, среди зеленой светящейся слизи.
Олиф понимала, что чувствовал мужчина — не физически, а эмоционально. Потому что сама когда-то боялась умереть в пустыне совсем одна. Ждала этой смерти, осознавала ее неизбежность, и, тем не менее, все равно боялась.
Когда-то Лекс спас ей жизнь, причем не один раз. Да, здешним жителям он причинил много горя, и саму девушку он тоже когда-то использовал. Однако Олиф была обязана ему жизнью.
Она поднялась, села. Огляделась. Нужно было что-то делать, но что именно она не знала. Как избавить Лекса от кашля? Нет, даже не так. Как пробраться к нему с чем-то, кроме тарелки каши, да еще так, чтобы это не выглядело подозрительно? Хотя, и это неправильный вопрос. Пробраться-то она, может, и проберется, а вот как заставить Лекса принять помощь?!
Олиф вздохнула.
— Чего грустишь? Работы не хватает? — послышался снизу голос Фриды.
— А? Да нет, я просто… — и в этот момент в голову забралась шальная мысль. — Фрида!
— Что?
— Кажется, я заболеваю, — выпалила на одном дыхании девушка.
— Чем-то серьезным? — нахмурилась женщина.
— Не знаю, голова болит. И знобит немного.
— Понятно. Слезай.
— Зачем?
— Слезай давай.
Олиф послушно свесилась со своей койки. Как только она оказалась рядом с Фридой, та тут же приложила ей на лоб прохладную ладошку.
— Странно, жара вроде нет. Но все равно не будем испытывать судьбу.
Женщина схватила девушку за руку и потащила к выходу. Они оказались в полутемном коридоре, а завернув за угол, так и вовсе погрузились в зеленоватую темноту. Олиф уже примерно ориентировалась в тоннелях, однако сейчас не смогла сообразить, куда ее ведут. Только лишь когда они оказались возле небольшой деревянной дверки, она вспомнила это место.
Фрида водила ее сюда, что бы предупредить, что в этих местах хозяева — Песчаники, и рот лучше держать на замке.
Дверка была совсем маленькой, пришлось нагибаться, чтобы войти. Повсюду их окружали полки с бельем. Олиф недоуменно следила за женщиной. Зачем она ее сюда привела? Фрида ничего не говорила, только обошла Олиф стороной, и тут, за всеми этими полками, в самом конце, дернула за ручку двери.
При свете одной единственной свечи, которую женщина предусмотрительно взяла из коридора, заметить еще один вход было невозможно.
Олиф ошарашено пролезла, вновь сгибаясь пополам, в небольшую нишу. Посреди нее разместился стол, на котором сушилось множество трав.
— Так у вас есть лекарства?! — удивленно воскликнула девушка.
— Конечно. Только применяют их редко.
— Почему?
— А кого, по-твоему, тут лечить? Сумасшедших? От сумасшествия нет лекарства.
Олиф уставилась на сушеные травы. Ну да, не преступников же.
— Вот, — Фрида взяла горстку календулы, — заваришь ее, должно помочь.
— На кухне? — уточнила девушка.
— Конечно на кухне.
Олиф кивнула, взяла в руки сухие, полурассыпавшиеся цветки, и как бы невзначай спросила:
— А от кашля тут тоже что-то есть?
Фрида на секунду задумалась.
— От кашля лучше всего помогает мед с луком. Но тут у нас такого нет, поэтому, можно попробовать заварить сушеный подорожник. А ты разве кашляешь?
— Я просто на всякий случай.
— Может, так и гроб себе сколотишь? На всякий случай.
Олиф нахмурилась.
— Я не то имела в виду.
— Вечно ты вперед забегаешь, — махнула рукой женщина. — Живи сегодняшним днем. Как начнешь кашлять, так и разберемся.
Девушка кивнула и вышла из небольшой ниши вслед за Фридой.
Она и живет сегодняшним днем. Поэтому и помогает Лексу сейчас, иначе потом будет уже слишком поздно.
На кухне никого не было, даже Песчаников. Скорее всего, подействовали слова Фриды, что Олиф становится плохо, и время от времени она будет приходить сюда и заваривать настойку. В этот момент девушка четко поняла, что если бы она сама так сказала Песчанику, то ее, в лучшем случае, отлупили бы розгами за такое хамство. Однако, видимо чем-то, Фрида заслужила свое право голоса.