Кровавый зной
Шрифт:
— Никогда больше, — прошептала я, опускаясь в ванну, позволяя ароматным лимонным пузырькам покрыть тело. — Никогда… никогда больше.
Не знаю, как долго я оставалась в ванной, дремала и потягивала успокаивающий чай из ромашки. Вероятно, несколько часов — и просто продолжала добавлять горячую воду. Во всяком случае, достаточно долго, чтобы закончился мой чай. Интересно, где Виктор его достал? Он не казался любителем чая, не говоря уже о привередливости в травах. Возможно, это подарок его мамы? Старой подруги? Представляя его с другой девушкой, я почему-то испытывала дискомфорт. Закрыв глаза, позволила себе подумать о более приятных вещах.
— Хочешь, чтобы я потер тебе
— Конечно. — Я села, собрав вокруг груди мыльные пузырьки и подставляя ему обнаженную спину.
— М-м-м… — зарычал он низким одобряющим голосом, садясь на край ванны, скользя большой ладонью по моей голой, чуть дрожащей спине. Он некоторое время купал меня, а затем его рука скользнула в воду и, найдя моё сокровенное местечко, он накрыл его ладонью. Длинные пальцы раскрыли бы меня, позволяя горячей воде омывать шелковистые складочки до тех пор, пока я не застонала…
На этот раз я не пыталась бороться с нахлынувшей на меня фантазией. Не понимала, почему у меня возникали эти видения, по меньшей мере, странные, потому что я даже толком не знала большого вера, но устала от попыток не фантазировать о нем. Он мог быть огромным и пугающим, и, возможно, грубоватым, но лучше думать о нем, чем о тех ужасах, что я пережила, пока находилась во власти Селесты.
Чувства нарастали внутри меня, пока я уже больше не могла сопротивляться. Медленно моя рука скользнула под мыльные пузырьки. Я едва слышно застонала от собственного прикосновения — ничего не могла с этим поделать. Думала, что эта часть меня давно мертва, и всё же сегодня вечером она казалась очень живой. Я скользнула пальчиками между складочек и приласкала горячий маленький бутончик клитора. Моё собственное прикосновение ощущалось восхитительно, но тело изнывало и просило о большем, о грубоватом, но нежном прикосновении кого-то ещё…
Сначала я прикасалась к себе медленно, затем всё быстрее и быстрее, отдаваясь удовольствию, переполняющему меня, снова и снова. И всё же я не была удовлетворена. Почему?
Долгий несчастный вой внезапно ворвался в затуманенный наслаждением разум. С бешено колотящимся сердце я рывком села в ванной, выплескивая воду через борта на пол. Взглянув на окно в душевой кабинке, потрясенно заметила первые серо-розовый лучики приближающегося рассвета.
И почувствовала стыд. Что со мной не так? Как долго я пролежала здесь, касалась себя, предаваясь фантазиям, представляя себя с мужчиной, которому до меня не было никакого дела? Что бы я сделала, если бы Виктор вернулся в тот момент? В конце концов, разве оборотни не стряхивали с себя с наступлением рассвета влияние луны и не возвращались в человеческое обличье. По крайней мере, я никогда не слышала об оборотнях, способных оставаться в животной форме днем. Так что, где бы Виктор ни был, он уже стал человеком. И если бы он вернулся домой пораньше и обнаружил, что я сижу в его ванной и ласкаю себя…
От одной этой мысли я выскочила из воды в рекордно короткие сроки. Вытащив заглушку, схватила полотенце(у этого мужчины было не темно-синее белье?) и поспешно обсушилась.
Наклонившись, чтобы поднять с пола одежду, обнаружила, что та намокла от воды, что выплеснулась через бортик ванной. Отлично, и что мне делать? Я не могла находиться в доме Виктора обнаженной или в одном лишь полотенце.
На улице снова раздался вой, на этот раз гораздо ближе, чем раньше. Я вздрогнула и не от того, насколько близко он прозвучал. В этом долгом, тоскливом звуке было что-то такое, что я слышала достаточно часто, ещё когда будучи человеком работала в ветеринарной клинике. Боль. Это была боль.
Сразу же во мне проснулась та часть меня, что хотела стать ветеринаром, которая полюбила животных с того самого первого раза, когда я принесла матери выпавшего из гнезда детеныша белки, чтобы накормить его, чтобы помочь ему. Я должна помочь. Должна.
Оставив насквозь промокшую одежду на полу, я вернулась в гардеробную и вытащила из корзины белую футболку. Та пахла Виктором, а когда я её надела, практически полностью прикрыла мои колени. Мягкий потрепанный хлопок ощущался успокаивающе на голой коже.
Вой раздался снова, на этот раз гораздо ближе к дому. Я побежала на кухню и услышала громкий звук с другой стороны двери.
Выглянула в полукруглое окно, расположенное вверху кухонной двери, мне пришлось привстать на носочки, чтобы сделать это. Снаружи оказался самый огромный серо-черный волк, которого я когда-либо видела. Он скулил и толкал мохнатой головой дверь, отчего она трещала и дрожала.
Я отступила и в нерешительности прикусила нижнюю губу. Это Виктор? Должна ли я его впустить? Но как это с ним случилось? Да и рассвет определенно приближался. Видела, как серовато-розовый свет становился золотистым, чувствовала солнце, как будто мне на плечи опустились небеса. Вскоре этот вес придавит меня к земле, обессилит, заставит заснуть, хочу того или нет. Я ещё продержусь некоторое время, прежде чем огромный огненный шар в небе непроизвольно лишит меня сознания, но решение нужно принять в ближайшее время.
Я снова посмотрела в смотровое окошко на двери и увидела, что волк чуть присел на задние лапы. Он смотрел на дверь с тоской в больших золотистых глазах.
Но не волчий взгляд привлек моё внимание, а то, как он осторожно приподнимал переднюю лапу и чуть отводил её в сторону. На раненой лапе висел капкан — широкий, цвета тусклого серебра, с острыми опасными зубьями. Они впились в переднюю лапу волка, ручейки крови текли вниз по ней, окрашивая в красный цвет серовато-черный мех.
Это был он, и я не могла оставить животное так страдать, даже опасное, способное мне навредить.
Я должна его впустить.
Глава 4
Волк
Больно. Как же больно. Больнобольнобольно. В обличье волка мысли всегда как в тумане. Я бегу, пытаюсь избавиться от боли в ноге, но не могу, не могу. Гудящий в кронах деревьев ветер говорил мне, что рядом другие волки, и они следуют за мной. Знают ли они, что я ранен? Хотят меня убить?
Инстинкт ведет меня домой, в деревянный дом, который построил человек. Он/я — мы оба разделяем это тело. Иногда его вместе с нами делит и тот другой, о котором я не люблю вспоминать. Почти волк. Наша третья половина. Он пугает меня, вынуждает кусать кого-нибудь, прогрызать дорогу, если нам грозит опасность, и бежать, бежать, бежать.
Я добрался до лесной опушки и взглянул на построенный человеком дом, который стоял на поляне и утопал в первых лучах рассвета. Я хочу идти к нему, но что-то меня останавливает — приказ, далекий, но прямой, исходящий от человека из глубокого подсознания.