Кровная месть
Шрифт:
— Рад встрече, — сказал Рогозин, разглядывая его в зеркало. — Только не говорите, что вы здесь оказались случайно.
— Я и не собираюсь, — сказал Феликс Захарович. — Я веду вас от самого вашего дома.
— Да? — сказал Рогозин. — Браво! Я заметил вас только перед кольцевой дорогой. Возникла какая-то необходимость?
Феликс Захарович тяжело вздохнул.
— Разумеется. Я, как и вы, понимаю смысл инструкций и не стал бы нарушать их без нужды.
— Наш предыдущий разговор получил развитие? — спросил Рогозин.
— Очень неожиданное, — сказал Феликс Захарович. —
— Простите? — удивился Рогозин. — Я не очень понял, что конкретно вы от меня ждете?
— Вы говорили о желании встретиться с высшим руководством проекта,— напомнил Феликс Захарович.— Что вас не устраивает в нынешних представителях?
Рогозин ответил не сразу.
— У меня свое понятие о чести, Феликс Захарович,— сказал он. — Я не был убежденным коммунистом, но я работал на государство. Мне нелегко принять мысль, что моего государства больше нет. Люди, которые заняты в реализации проекта «Народная воля», в большинстве своем не более чем выскочки перестроечного периода. Они воспользовались смутой, чтобы взять в руки не принадлежащее им наследство.
— Знакомы ли вы с теми, кто реально контролирует проект?
— Не то чтобы знаком, — улыбнулся Рогозин. — Но я приблизительно представляю, что это за фигуры.
Феликс Захарович опять вздохнул.
— Понимаете, Александр Александрович, я участвовал в разработке структуры управления этого проекта. Мы предвидели вероятность попыток захватить бразды правления со стороны различных политических групп. Именно для этого была предложена столь сложная, законспирированная и многослойная форма контроля.
— Масонская ложа, — сказал Рогозин.
— Что? — не понял Феликс Захарович.
— Пирамидальная структура характерна для управления масонских организаций, — пояснил Рогозин. — В свое время я внедрялся в «Гранд ориент», и мне пришлось изучить их структуру.
— Да, возможно, — согласился Феликс Захарович, который структуру масонской ложи не изучал, но о масонах кое-что знал. — Таким образом, в сфере управления процессами развития плана «Народная воля» участвуют сразу несколько равноправных групп. Я представляю команду, которая следит за реализацией положений принятого плана. Другие ищут и определяют цели, третьи разворачивают формы пропаганды и рекламы. Но вот уже в течение некоторого времени я стал замечать, что система начинает давать сбои. Какая-то отдельная группа начинает диктовать свою волю всем остальным.
— И что вы предприняли? — заинтересовался Рогозин.
— Вы должны кое-что понять, — сказал Феликс Захарович. — После смерти Егора Алексеевича я являюсь главным специалистом в вопросах проекта. И когда я вижу, как начинают попираться основы, я не могу бездействовать.
— Попираться основы? — усмехнулся Рогозин.
— Да. Проект рассчитан на возрождение сильного государства, в нем задействованы новейшие открытия в области социальной психологии. Мы формируем новое мировоззрение, а не устраиваем заговор с целью захвата власти. К сожалению, не все хотят это понять. Многие просто жаждут реванша.
— Я, например, — сказал Рогозин.
— Боюсь, вы не совсем меня поняли, — терпеливо произнес Феликс Захарович. — Речь идет о возбуждении социальной стихии. Но мы способны контролировать только первые этапы этого процесса.
— Я вам говорил, что был хорошо знаком с Егором Алексеевичем,— сказал Рогозин.— Все эти новейшие открытия, о которых вы говорите, были почерпнуты им на закрытых семинарах Римского клуба.
— Какое это имеет значение? — не понял Феликс Захарович.
— Не обольщайтесь насчет стихий, — сказал Рогозин. — Настало время, когда социальные стихии формируются в кабинетах власти. Какие бы утопические идеи ни стояли в основе вашего проекта, он нужен властолюбивым людям для того, чтобы укрепиться в новом мире.
— Это не так, — сказал Феликс Захарович, покачав головой. — Это не может быть так! Все попытки умозрительного подхода к политической жизни общества провалились! Человеческий фактор непреодолим!
Рогозин сдержанно вздохнул и спросил:
— Что вы от меня хотели?
— Я полагал,— проговорил Феликс Захарович,— что встречу в вашем лице единомышленника. Сожалею, что ошибся.
Он собрался было выходить, но Рогозин остановил его.
— Погодите. Я высказал свое разочарование в порядке заказанной искренности. Я тоже воспринимал перестройку как грандиозный эксперимент по изменению сущности нашей страны. Но когда к власти пришли эти негодяи...
Феликс Захарович уныло хмыкнул.
— К слову сказать, эти негодяи, как вы выражаетесь, являются порождением стихийного процесса. Они и выражают настоящую сущность нашего общества.
— Но не меня лично, — отвечал Рогозин.
— Меньше всего я собираюсь спорить о политических пристрастиях, — сказал Феликс Захарович. — Но я пытался найти в вашем лице сторонника нашей конспиративной демократии. Организация под угрозой диктатуры, и я надеялся, что вы поможете мне оказать сопротивление.
— Конкретно что вы от меня ждете?
— Главный Контролер,— сказал Феликс Захарович,— человек, от решений которого зависит финансирование проекта, в настоящее время не имеет возможности осуществлять свои обязанности.
— Арестован? — спросил Рогозин.
— Можно сказать и так, — сказал Феликс Захарович. — Вам не надо объяснять, о каких финансах идет речь.
— Да уж, — буркнул Рогозин. — Кто же это его схватил?
— Как это ни печально, представители нового поколения, — сказал Феликс Захарович. — Те, на кого мы так полагались. Они торопятся, они не хотят подчиняться положениям проекта. Они надеются прийти к власти и тем похоронить все дело.
— Что мы можем сделать? — спросил Рогозин.
— Вероятно, мы должны вмешаться,— сказал Феликс Захарович. — Нужны решительные люди.
— Чего-чего, а этого добра у нас хватает, — сказал Рогозин. — Значит, вы предлагаете внутренний переворот?
— Да, — сказал Феликс Захарович. Рогозин помолчал, сжимая руками руль.
— Я не уполномочен говорить за генерала Чернышева, — сказал он наконец, — но хочу вас уверить, что мы с ним мыслим одинаково. Ваша конспиративная демократия чрезвычайно благоприятствует совершению переворотов, — добавил он не без ехидства.