Кровник смотрящего
Шрифт:
— Как звали того, с кем ты пил? — спросил Чертанов.
— Имени не припомни, — честно признался Степа, положив ладонь на грудь. — Честно скажу! Но вот погоняло у него — Шатун.
— Шатун?! — невольно вырвалось у Михаила.
Беленький с удивлением посмотрел на Чертанова:
— Так ты его знаешь, что ли?
— Случай свел, пресекались как-то, вот вроде как ты с ним, — не стал вдаваться в подробности Михаил. — Вот, значит, как оно складывается. Если кто и мог замочить вашего собутыльника, так только Шатун.
Степа заметно приободрился.
— Знаешь, я на него тоже как-то сразу подумал.
— Попробую, — пообещал Чертанов.
— Вот и лады! — обрадованно произнес Степа. И, напрягая голосовые связки, заорал: — Начальник, забери меня отсюда. Сейчас хавку понесут!
От главной аллеи нужно было пройти метров пятьдесят по боковой, до того места, где молния расщепила гигантский тополь. И теперь он, надломленный, с торчащими, словно пики, почерневшими длинными щепами, служил невольным ориентиром. А далее, еще метров пятнадцать вдоль ограды, — могила Толика Амбала.
Чертанов был уверен, что смерть не про таких людей, как Толик Амбал. Огромный, под два метра ростом, казалось, что он сложен не из плоти, а из железобетона. И вот на тебе! Лежит успокоенный под серым осыпавшимся холмиком.
У деревянного креста, посеревшего от непогоды, лежали четыре сигареты. Толик Амбал был страстным курильщиком. И четыре сигареты — это его ежедневная утренняя норма. Первую сигарету он выкуривал сразу, едва продирал глаза. Порой даже не вставая с постели. Вторую после того, как умывался и брился. Третью курил перед тем, как садиться за стол. А четвертую он всегда называл «на дорожку», потому что выкуривал ее, когда выходил из дома.
За последние полгода Чертанов пришел на могилу Толика Амбала уже в шестой раз. В месяц получается раз. И всякий раз видел на могиле именно четыре сигареты любимого Толикова «Camel». Лежали они одна к одной, тесным рядком. Даже зимой, когда могилы плотным слоем укрывал снег, у креста оказывались неизменные четыре сигареты.
Сигареты меняли едва ли не каждый день, это точно! Выбрасывая истлевшие за ограду кладбища. Оставалось только удивляться, кто был способен на подобный труд. Однажды Чертанов проторчал у могилы несколько часов, надеясь познакомиться с неизвестным доброхотом, но тот себя так и не обнаружил. Однако когда он пришел на могилу на следующий день, то вновь увидел четыре сигареты, совсем свежие, оставленные чьей-то заботливой рукой.
Кто же он, этот неведомый доброхот?
В этот раз сигареты лежали в изголовье и образовывали крест. Еще одна странность. Положены они были явно сегодня утром. Это точно! Накануне шел дождь, и земляной холмик выглядел сырым, а тут даже бумага не намокла.
Скорее всего, неизвестный появился перед самым приходом Михаила. Положил скромно курево и ушел восвояси. Возможно, Михаил даже повстречал этого человека по пути на кладбище, да вот только не обратил на него внимание.
Толик как-то обмолвился, что в Москве оставил женщину, которая прижила от него пацана. Возможно, таким образом она хранила о нем память.
На крест была прикреплена небольшая фотография, выцветшая от непогоды. На снимке сохранились только общие контуры, однако и по ним можно было сказать, каким симпатичным парнем был Толик.
Фотографии было ровно четыре года. На ней, кроме самого Толика, были запечатлены еще три человека: Святой, Степа Беленький и Чертанов. Но чья-то неведомая рука осторожно вырезала лишних людей, оставив только Амбала. Чертанов всякий раз задавался вопросом: а ведает ли тот человек о тайне, что связывала такую необычную четверку?
Снимок был сделан незадолго до того, как они оказались в лесу. Группа совершила непродолжительную остановку в небольшом городке, и они вчетвером, пренебрегая угрозами Сержанта, завернули в первую подвернувшуюся пивную. Надравшись до чертиков, они попросили хорошенькую официантку сфотографировать их. Чертанов помнил выражение лица каждого из парней — разудалые, веселые, совершенно не подозревающие о том, какие испытания обрушатся на них в ближайшем будущем. Странное дело, серьезен был только Амбал, словно предвидел, что когда-нибудь чья-то рука аккуратно отделит его от тройки приятелей.
«Все, пора уходить! — нахлобучил Чертанов кепку. — Не ночевать же здесь!»
Уже отходя от могилы, Чертанов наткнулся на кладбищенского сторожа, который с философским выражением лица подметал аллею.
— Извините… Вы случайно не знаете, кто ухаживает за этой могилой?
Дворник охотно отставил в сторону метлу, как будто был благодарен за предоставленный перекур, и, кашлянув, видно, для солидности, негромко ответил:
— Знаю. Женщина одна, лет тридцати, и еще мужчина, такой крупный. Женщина порой цветочки принесет, фотографию на кресте погладит. Не знаю, кто она ему. Не то жена, не то сестра? Но переживает тяжело. Всегда в слезах уходит. А вот парень посдержаннее будет. Я его часто вижу.
— На могиле всегда сигареты лежат. Кто их кладет, не знаете?
Дворник пожал плечами:
— Не ведаю, мил человек. Мое ведь дело сторона. Не будешь же к людям в душу лезть? Может, нашлась какая-то добрая душа. Вот так-то!
И, взяв поудобнее метлу, принялся сгребать опавшие листья.
ЧАСТЬ 2 КОНЕЦ ДЕМОНА
Глава 22 ПОРТФЕЛЬ СО СНАЙПЕРСКОЙ ВИНТОВКОЙ
Сержант считал себя профессионалом. В конце концов, для этого у него были веские причины. В своем деле он был лучший. Именно поэтому он брался за самые трудные заказы и всякий раз выходил победителем. Исполнить некоторые заказы было действительно крайне трудно. А Сержант брался — и исполнял.
На протяжении нескольких последних дней его преследовал один и тот сон. Вот он забирается на высотное здание и, вооружившись «SSG 69», одной из своих любимых снайперских винтовок, методично расстреливает людей, находящихся внизу. Причем действует он обстоятельно и неторопливо, как будто находится в тире, получая от процесса колоссальное удовольствие. И стрелял он всегда до тех самых пор, пока указательный палец наконец не терял чувствительность. Всякий раз он просыпался с легким чувством разочарования, что это был всего лишь сон.