Кровное дело шевалье
Шрифт:
— Да нет же! Это юноша!
— Ага, стало быть, его сын. Конечно же, у него есть сын!
— Какой сын? — захлопал глазами Гиталан.
— Неважно… Значит, Пардальян подглядывал за нами на постоялом дворе «У ворожеи»… Вы считаете, что он никому не сообщил о наших планах?
— Думаю, никому…
— Тогда перестаньте волноваться. Я сумею заткнуть мальчишке рот. Но каким образом вы все это узнали?
— Так он несколько дней провел у меня, в Бастилии. Его доставили и велели запереть в одиночку…
— Так в чем же дело? В вашей тюрьме больше нет каменных подземелий?
— Но он уже на воле! Я вынужден был отпустить его!
Маршал решил, что Гиталан рехнулся.
— Возьмите себя в руки, мой милый. Объясните мне, как это случилось? В любом случае этот юноша не представляет для нас большой опасности.
— О, если бы вы были правы! — простонал Гиталан.
И комендант Бастилии изложил наконец трагикомическую историю освобождения Пардальяна из вверенной заботам Гиталана крепости.
— Так что вы обо всем этом думаете? — поинтересовался он у маршала, закончив свою печальную повесть.
— Талантливый малыш! — хмыкнул Анри де Монморанси. — Неплохо бы заполучить его к себе на службу. Но сначала необходимо найти вашего нового друга. Что ж, я это сделаю.
— Так вы знакомы с ним, господин маршал?
— Нет, но я знаю, кто нам поможет его найти. Ступайте, любезный Гиталан, и забудьте о своих страхах. Если над нами нависнет какая-то угроза, я сам поставлю в известность герцога Гиза. Однако, по-моему, пока опасаться нечего. Со дня на день Пардальян-младший будет у меня в руках.
— Меня ободрило ваше хладнокровие, — проговорил Гиталан. — Если вам и впрямь удастся добраться до этого негодяя, везите его прямо ко мне… Я самолично посажу его в уютнейший каземат…
— Не переживайте, он завтра же окажется в Бастилии. Хотя, возможно, мы придумаем для него что-нибудь другое…
Садясь в экипаж, Гиталан чувствовал явное облегчение…
А Пардальян-старший по той же темной лесенке поспешил обратно в свою комнату, отдал Дидье его лакейский наряд, развязал незадачливого слугу и объявил:
— Дорогой мой, выбирай: или ты сохранишь все в тайне и положишь в карман сто экю, или сообщишь об этом происшествии и расстанешься с жизнью.
— Предпочитаю сто экю, господин офицер! — не задумываясь, вскричал Дидье. Он был очень рад, что отделался лишь испугом.
— А теперь ступай, скажи господину управляющему, что я изволил пробудиться.
Пардальян устроился в кресле, потягивая винцо и с интересом ожидая, что же будет дальше.
Читатель уже догадался, что Пардальян услышал самую занятную часть разговора маршала де Данвиля и коменданта Бастилии. После этого планы ветерана изменились.
Итак, Пардальян не выяснил, кого же прячет в своем дворце маршал де Данвиль. Взялся ли бы он за освобождение Жанны де Пьенн и ее дочери, если бы узнал, что их держат в заточении? Мы не хотим, чтобы наш герой выглядел лучше, чем был на самом деле, и должны признаться: мы очень сомневаемся в том, что он поспешил бы на помощь бедным пленницам, дорогой читатель.
Действительно, кем был Пардальян-старший? Авантюристом и наемным солдатом. Трудно сказать, представлял ли он, что такое мораль. Правда, природа наделила его добрым сердцем и способностью отличать хорошее от плохого. В Маржанси, как мы помним, жалость толкнула его на благородный поступок. Но Бог знает, осталось ли теперь в его огрубевшей душе хоть немного сострадания к несчастным?
Но в одном мы уверены: сына своего старик Пардальян любил. Тревога и боль захлестнули отца, когда он услышал, что Жан рискует вновь угодить в подземелье Бастилии. Правда, проявились светлые чувства Пардальяна-старшего лишь в нечленораздельном ворчании, тихих проклятиях да раздражении, с которым он осушил несколько стаканов вина.
Теперь старика совершенно не волновало, кого заточил в своем дворце Анри де Монморанси. Сын попал в беду, и отец хотел как можно скорее предостеречь его.
— Я немедленно отправлюсь на постоялый двор «У ворожеи», — решил Пардальян, — и сверну шею любому, кто вздумает меня остановить. А там посмотрим!
Он схватил шпагу и собрался уже покинуть свои апартаменты, как вдруг на пороге вырос маршал де Данвиль.
— Ну что? Отдохнули? Готовы вечером приступить к выполнению своих обязанностей?
— Однако, монсеньор, вам докладывают о каждом моем шаге! Черт возьми, от вашей челяди ничего не утаишь! Будьте спокойны: теперь, если будет нужно, я не сомкну глаз три дня и три ночи!
— Пока вы понадобитесь мне лишь до двенадцати часов.
— А затем я смогу располагать собой?
— Сколько угодно! Можете делать, что хотите. Хотя, разумеется, эта комната остается за вами… Да, вы, по-моему, рассказывали о своем сыне…
— Совершенно верно, монсеньор, — кивнул Пардальян, насторожившись.
— Он, видимо, хороший фехтовальщик?
— Естественно, чуть что — сразу хватается за шпагу.
— Так представьте его мне! Где он квартирует?
— Поблизости от холма Святой Женевьевы.
— Странное место он выбрал. Что же, ваш сын хочет стать аббатом или судейским?
— Помилуй Бог! Но компания школяров ему нравится, шляются по кабакам, шумят, любят поболтать и подраться.
— Что ж, я надеюсь познакомиться с этим юношей, — улыбнулся Анри и покинул комнату.
«Ага, — сообразил Пардальян, — если маршал думает, что завтра я приду сюда вместе с Жаном, стало быть, нынче он ничего предпринимать не собирается. А я после полуночи буду свободен — и сразу побегу на постоялый двор. Пока же надо вести себя тихо. Например, вздремнуть!»