Кровное дело шевалье
Шрифт:
Руджьери на миг замолчал. Он смотрел на королеву, пытаясь заметить на ее лице хоть тень волнения. Но Екатерина была холодна и спокойна, как всегда.
— И вот тогда, — продолжал астролог, — страшная догадка молнией вспыхнула в моем мозгу. Я вспомнил: звезды сказали мне, что мой сын жив, и я понял: это он! Мое дитя! Ах, Екатерина, не могу передать, что я почувствовал в эту минуту! А потом я подумал о вас! О том, что вам, может быть, грозит опасность, и все исчезло, все! Осталась лишь одна мысль — как спасти вас, моя королева.
Пытаясь совладать с нервной дрожью, я вернулся на постоялый двор. На цыпочках прокрался вверх по лестнице за незнакомцем… Убедился, что он действительно вошел в комнату Пардальяна… Я пристроился у двери и подслушал всю их беседу. Вот из нее-то я и узнал, что загадочный юноша, безусловно, наш сын. Его подобрала, приютила и воспитала Жанна д'Альбре.
— А он сам… подозревает?..
— Нет, нет! — решительно заверил королеву Руджьери. — Клянусь вам, нет.
— Что привело его в Париж?
— Он состоит при королеве Наваррской и, видимо, прибыл вместе с ней.
Екатерина Медичи погрузилась в глубокие раздумья. Какие опасения терзали ее в эту минуту? Что она собиралась делать?
Внезапно королева вздрогнула в испуге:
— Стук в дверь!
— Это же шевалье де Пардальян. Я велел ему прийти в десять…
— Пардальян? — Екатерина потерла рукой лоб, словно силясь привести в порядок свои мысли. — Ах, да! Этот юноша… Слушай, Рене, а что от него хотел тот человек?.. Они друзья?
— Да нет, ваше величество. Просто королева Наваррская послала его поблагодарить шевалье за свое спасение.
— Стало быть, они не дружат…
— Нет, мадам. До вчерашнего дня они даже не были знакомы.
— Впусти его, Рене. Я хочу дать этому юноше одно поручение. Ты уверял меня, что Пардальян беден и самолюбив, не так ли?
— Более того, мадам, он не просто беден — он нищ, и не просто самолюбив — он горд.
— Значит, он пойдет на все и ни перед чем не остановится. Впусти же его, Рене…
Пока Руджьери отпирал дверь, Екатерина успела продумать предстоящий разговор и придать лицу подходящее выражение. Когда Пардальян шагнул в комнату, губы королевы сложились в грустную, но добрую улыбку, а в глазах засветилось достоинство, не омраченное высокомерием.
Шевалье отвесил почтительный поклон. Разумеется, он сразу же узнал Екатерину Медичи.
— Месье, — заговорила та, — известно ли вам, перед кем вы стоите?
«Осторожность не помешает, — промелькнуло в голове у Пардальяна. — Королева, несомненно, захочет сохранить инкогнито — значит, мне нужно подыграть ей».
И он ответил:
— Мадам, я надеюсь, что вы окажете мне честь и назовете свое имя.
— Я королева-мать, — объявила Екатерина.
Руджьери не сводил с них любопытных глаз. Пардальян склонился еще ниже, затем выпрямился и застыл, всем своим видом выражая наивное изумление, что ему удалось проделать с редкой естественностью. Екатерина зорко наблюдала за шевалье.
— Месье, — наконец сказала она, — мне доложили о том, что случилось на днях. Я восхищена… Вы, не раздумывая, кинулись защищать двух дам. Вы рисковали ради них жизнью! Вот образец истинного благородства!
— Да, ваше величество.
— Тем более, что вы даже не были знакомы с этими женщинами.
— Вы совершенно правы, Ваше Величество: я не был с ними знаком.
— Но теперь вам известно, кто они такие.
— Да, — согласился Пардальян. — Мне выпала честь защитить королеву Наваррскую и ее фрейлину.
— Я знаю, шевалье. Потому мне и захотелось познакомиться с вами. Вы спасли жизнь королеве Наваррской — и королева Франции приносит вам за это свою благодарность. Я желаю совершить то, что, видимо, трудно сделать моей кузине: королева Наваррская небогата и находится в стесненных обстоятельствах. Но справедливость требует, чтобы ваше мужество было вознаграждено по достоинству.
— Пусть такие мелочи не беспокоят ваше величество, я уже получил поистине королевскую награду.
— Какую же?
— Благодарность королевы Наваррской.
— Но разве моя кузина не пригласила вас к своему двору?
— Пригласила, ваше величество, но, к сожалению, мне пришлось отклонить это лестное предложение.
— Отчего же?
— Я не могу сейчас покинуть Париж.
Королева задумалась. Она немного терялась, слушая этого молодого человека: все, что он говорил, было исполнено удивительной простоты и редкостного благородства! Екатерина придала своему лицу выражение возвышенной печали, и голос ее стал еще ласковее:
— А как вы оцените возможность служить мне? Вы не желаете уезжать из Парижа — что ж, отлично. Вы нужны мне именно здесь. Шевалье, вы рисковали жизнью, бросившись на помощь двум неизвестным женщинам. Согласитесь ли вы защищать королеву Франции?
— Разве вашему величеству угрожает какая-то опасность? — вскричал Пардальян, прекрасно разыгрывая безмерное удивление.
Екатерина горько улыбнулась.
— Разумеется, вы поражены, — вздохнула она. — Но, увы, это правда, шевалье. Меня окружает множество врагов, я, не смыкая глаз, постоянно оберегаю короля, днем и ночью думаю о его безопасности. Страх за его величество подтачивает мои силы… Ах, вы даже не можете себе представить, сколько подлых интриганов вьется у подножия трона.
Пардальян содрогнулся, вспомнив о заговорщиках, которые тайно обсуждали свои гнусные планы на постоялом дворе «У ворожеи».
— И мне неоткуда ждать помощи, никто не спешит защищать ни меня, ни короля.
— Мадам, — с достоинством проговорил шевалье, — каждый настоящий дворянин в этой стране, не раздумывая, обнажит шпагу, чтобы спасти свою королеву. Ваше величество, материнская любовь — высокое чувство, а материнская любовь королевы — это святыня, почитать которую нам велит и восхищение, и долг.