Кровное дело шевалье
Шрифт:
Рано утром подъехали два экипажа; их сопровождал отряд солдат. Анри занял место в одном из экипажей, стараясь остаться незамеченным, и приказал офицеру начинать…
Офицер и полдюжины солдат вошли в дом. Завидев их, старая хозяйка, святоша и ханжа, затряслась от страха.
— Мадам, — грозно заявил ей офицер, — вы укрываете в своем доме двух гугеноток. Их подозревают в связях с недругами короля…
— Господи Иисусе! С какими недругами?
— С гугенотскими заговорщиками!
— Святая Мария! Ведь эдак я попаду прямо в ад!
— Все может быть… Но если вы посодействуете мне… Я должен арестовать и увезти их спокойно, без скандала… Вас же вполне можно принять за их сообщницу.
— Меня? — в ужасе перекрестилась старуха.
— Если вы хотите доказать свою невиновность, помогите нам схватить их, не поднимая шума.
— Как прикажете, господин офицер… Еретички в моем доме… О, Боже! Какой кошмар!
Не переставая причитать, креститься и громко стучать всеми своими четырьмя зубами, хозяйка заковыляла вверх по лестнице; офицер и солдаты шли следом.
Старуха постучала в дверь мансарды и, услышав, что изнутри отодвигают засов, юркнула за спины солдат.
Жанна де Пьенн распахнула дверь и увидела стоящего на пороге офицера.
— Что вам угодно, месье?
Посланник маршала вспыхнул до корней волос. Он с самого начала был не в восторге от поручения Анри де Монморанси. Конечно, он не имел права арестовывать эту женщину — ему просто приказали завлечь ее в ловушку. Сейчас, любуясь Жанной, офицер осознал, что поступает подло и низко. Но он представил себе взбешенного маршала де Данвиля и решил не отступать.
— Мадам, — прошептал он, — я лишь выполняю приказ… Не надо противиться. Клянусь вам, так будет лучше.
Сколько же преступлений в истории человечества сопровождалось словами: «У меня приказ… Я только подчиняюсь… Не я отвечаю за это… «! Как будто приказы могут быть сильнее голоса собственной совести! Ведь многие убийцы имеют право заявить: «Мне велели это сделать… Я лишь выполнил приказ… «
— Что за приказ? — спросила изумленная Жанна, тревожно косясь на закрытую дверь другой комнаты, в которой спала ее дочь.
— Я обязан арестовать вас. Против вас выдвинуто обвинение в том, что вы приверженка протестантской веры, запрещенной последним королевским эдиктом.
В эту минуту из своей комнаты выглянула Лоиза и сразу все поняла.
— Месье, это какое-то недоразумение, — запротестовала Жанна.
— Если это недоразумение, то власти быстро разберутся, мадам. Прошу вас, следуйте за мной и, умоляю, не шумите.
— Но мое дитя! Я не могу оставить свою дочь! — в отчаянии воскликнула Жанна, не сумевшая скрыть охватившей ее тревоги.
И тут Лоиза закричала. Обезумев от ужаса, девушка кинулась к окну, распахнула створки и увидела шевалье де Пардальяна. Она даже не была знакома с ним, но все же в эту страшную минуту обратилась именно к нему:
— Сюда! Ради Бога, скорее сюда!
Офицер понял, что шума избежать не удастся, и ринулся в мансарду.
— Мадам, — торопливо проговорил он. — Уверяю, вас никто не собирается разлучать с дочерью! Она тоже пойдет с нами. Обещаю, что вас поместят вместе… Пожалуйста, не сопротивляйтесь и не кричите… или я буду вынужден применить силу, о чем буду потом с горечью вспоминать до конца своих дней.
Жанна поняла, что это не пустые угрозы. Ситуация была критической, и сопротивление явно не могло привести ни к чему хорошему.
К тому же она легко могла опровергнуть обвинения в гугенотской ереси и в нарушении последнего вердикта.
Кроме того, женщина убедилась, что Лоизу оставят с ней.
— Что ж, месье, — вздохнула Жанна, к которой возвращалась обычная рассудительность. — Вы хотя бы позволите нам собрать необходимые вещи?
— Разумеется, мадам, — поклонился офицер, радуясь, что ему удалось предотвратить скандал.
Он вышел из комнаты, а Жанна знаком подозвала к себе хозяйку.
Старая карга заколебалась, но, убедившись, что офицер не возражает, приблизилась к Жанне.
Та, обняв Лоизу за плечи, отвела девушку от окна.
— Кому ты кричала, малышка? — ласково поинтересовалась мать.
— Единственному человеку, от которого мы могли ждать помощи.
— Ты говоришь о том юноше, что часами не сводит глаз с наших окон?
— Да, матушка! — Лоиза задыхалась от волнения и потому даже не заметила, что слова ее звучали как пылкое признание.
Жанна нежно прижала к себе дочь и спросила:
— Ну что же… и ты полагаешь, ему можно доверять? Подумай, дитя мое, можем ли мы рассчитывать на преданность и великодушие этого человека? Ты любишь его?
Лоиза побелела, потом зарделась, и на глазах у нее выступили слезы.
— А он тебя? — шепнула Жанна.
— Думаю, и он тоже… Мне кажется… Нет, я точно знаю! — выдохнула Лоиза.
— В таком случае мы сможем рассчитывать на его поддержку.
— О, матушка, — горячо заговорила девушка. — Уверяю вас, что он отважен, добр и благороден.
— И как же его имя?
— Ах!.. — с прелестным простодушием воскликнула Лоиза. — Но этого я еще не успела узнать.
— Боже, какое ты еще дитя! — смахивая слезы, улыбнулась Жанна.
Она вспомнила, как сама влюбилась когда-то в молодого человека, толком не представляя себе, кто он такой.
— Ну что ж! Делать нечего — выбирать нам не приходится, — твердо проговорила Жанна. — Будем надеяться, что ты не ошибаешься в этом юноше.
Она подбежала к шкатулке, вынула из нее письмо, которое, похоже, давно ждало своего часа, и, схватив чистый лист бумаги, поспешно написала: