Кровные братья
Шрифт:
Орликов с изумлением воззрился на точку, из которой исходил этот начальственный голос. Кажется, до сих пор он просто не замечал, что в комнатке помимо них с Лисицыным находился кто-то третий.
— А вы, собственно… Ах, ну да, ну да. Так я и говорю, что ты, Лис…
— Употреблять тайные клички — запрещено! — конвоир начинал стервенеть.
— Да? Извините. А как можно? По имени или сугубо по имени и отчеству?
Глаза соглядатая, почувствовавшего откровенную издевку, начали стекленеть от злости.
— Вам разрешено получасовое свидание с заключенным Лисицыным.
— Так вот я же и говорю заключенному Лисицыну, что ему необходимо строго выполнять все требования режима, беспрекословно подчиняться приказам командования, ежесекундно осознавать свою вину и чистосердечно стремиться к искреннему и скорейшему перевоспитанию. Сейчас все правильно?
— Заключенный Лисицын, я лишаю вас свидания!
— Да мы, собственно, обо всем уже переговорили. Олежек, умоляю, только не выкинь какой-нибудь фортель, и все будет в порядке!
— Заключенный Лисицын, покиньте помещение!
— Посылку тебе я передал самым законным путем.
— Можно подумать, что от нее мне что-то достанется!
— Не волнуйся. Я привез всем, кому надо. И столько, что на твои несчастные пять килограммов никто уже не покусится.
— Заключенный Лисицын! Еще одно слово — и я вызываю конвой.
— Пока, Олежек! Все будет в порядке, не волнуйся!
— Спасибо, Толя. До свидания!
Неторопливо поднявшись, Орликов запахнул свой великолепный плащ, слегка улыбнулся, подмигнул и, кивнув напоследок Лисицыну, степенно проследовал к выходу. Как почти все люди высокого роста, он в дверях инстинктивно чуть-чуть пригнулся и наклонил голову, хотя в этом и не было никакой необходимости: «гостевая» дверь в комнатах для свиданий, в отличие от внутренней, была нормальных человеческих габаритов.
В душе у Олега звенели и ликовали победные фанфары. То, что его старинный друг, его названый брат счел необходимым выкроить несколько часов — а со временем у Анатолия Орликова всегда было очень напряженно — и лично приехать на это свидание (мог бы ведь и просто послать кого-нибудь из своих сотрудников-порученцев), свидетельствовало о многом. Прежде всего о том, что зародившиеся в детстве дружеские узы по-прежнему крепки, что Анатолий по-прежнему верен этой дружбе, не разочаровался окончательно в Лисицыне и предпринимает все возможное, чтобы ему помочь. А уж если Орликов что-то обещает, можно быть уверенным, что это обещание будет выполнено.
Ну а то, что он пару раз назвал Лисицына идиотом, так, честно говоря, Олег и сам характеризовал свое поведение, которое в конце концов привело его за решетку, как полный кретинизм. Подумать только! Солидный, взрослый мужик, очень серьезный и состоятельный предприниматель оказался зачинщиком и активным участником какой-то дурацкой ресторанной свары, закончившейся нешуточным мордобоем, битьем посуды и зеркал. Тьфу!
С тех пор как «кровные братья» — прежде всего, конечно, Орликов, но вместе с ним и его «правая рука», Олег Лисицын, — превратились в достаточно заметных в мире бизнеса предпринимателей, Орликов категорически настаивал на постоянном сопровождении их персон телохранителями. Мера предосторожности, учитывая атмосферу и нравы в деловых кругах, безусловно разумная. Но было в этом и нечто унизительное: как будто малые дети на прогулке в сопровождении мамок и нянек. Лисицын частенько нарушал это установленное Орликовым правило (да, честно говоря, и сам Анатолий, вопреки собственным инструкциям, случалось, грешил тем же самым). Ведь если вдуматься, то от серьезно задуманного и спланированного покушения никакие телохранители не спасут. Ну а в случае каких-то мелких стычек неужели же такой крепкий мужик, как Лисицын, не сможет сам постоять за себя?
В тот вечер Лисицын впервые встречался с новенькой, совершенно очаровательной фифой — Нэ-той, Натой, Нэдой — черт уже упомнит сейчас, как ее звали! — и, разумеется, предпочел обойтись без соглядатаев. Все шло замечательно: прекрасный ужин, отличное питье, цветы… Вот только тот наглый кавказец постоянно действовал на нервы.
Один раз: «Можно пригласить вашу даму?», второй: «Как же так, вы говорите, что не танцует девушка. А она ведь танцует! Я приглашаю!», на третий: «Девушка, пойдем, наконец, спляшем!» — пришлось-таки смазать ему по роже. А их там оказалась целая шайка. Ну и пошло. Опрокинутый стол, бутылка, врезавшаяся в громадное зеркало, звон, грохот. Тут же появилась парочка плюгавеньких милиционеров — паслись они, что ли, там, при ресторане? — одному из них основательно досталось бутылкой шампанского по голове, рухнул как подкошенный; ударил его действительно Лисицын или кто-то из «черных» — поди разбери после драки-то. Второй в это время успел связаться по «матюгальнику» со своими. И они как из-под земли выросли, минуты не прошло, вероятно, и у них там при ресторане постоянное стойло; но это были уже крутые ребята, раз-два — всех мордами в пол, руки назад и «браслетики» — щелк-щелк.
Дальше — известное дело: ботинками по ребрам, кулаками в спину, в «воронок» и — в отделение. Слава богу, успел продиктовать фифе номер Толиного мобильника, и она не подвела, запомнила и тут же позвонила.
Случай, в общем-то, вполне рядовой, даже, можно сказать, пустяковый, и ничего бы не стоило его уладить, если бы не разбитая голова этого Гулямова, Гулиева, или как там его?.. Пока он валялся без сознания в реанимации, успели по-серьезному развернуть следствие. И хотя все основные вопросы были решены быстро и ко всеобщему удовлетворению: кавказцы — они оказались дагестанцами — были нормальными, все понимающими ребятами, ресторану втройне возместили причиненный ущерб — понадобилось бы, так Лисицын и вообще мог скупить его на корню вместе со всеми битыми зеркалами, — даже этот самый Гулялин отказался от своих претензий — еще бы не отказаться, когда ему выложили суммочку, составляющую его, по меньшей мере, десятилетнюю зарплату! Все бы разрешилось спокойно, быстро и нормально, если бы не «упершийся рогами в землю» следователь и под стать ему судья — зачуханная серая мышка: «Этому безобразию, этому разгулу беззакония, которое позволяют себе наши новоявленные богатеи, так называемые „новые русские“, давно пора объявить решительный бой!»
И — ни в какую! Ни щедрые посулы, ни недвусмысленные угрозы — ничего не помогло. Идиоты старорежимные! Ну не убирать же их вовсе из-за какой-то драки?! Только «мокрухи» не хватало! Опасно и глупо.
Так и получилось, что независимому и самоуверенному Олегу Сергеевичу Лисицыну засветило небо в клеточку.
Но сегодня, после встречи с Толей, Олежек прямо-таки физически почувствовал, что оставшийся ему срок заключения он уже может считать не на месяцы, а на недели, если не на дни.
Дразнить волков, конечно, не следует. Но сейчас… Сейчас он был на таком подъеме, что безумно хотелось хоть немного, но покуражиться.
— Гражданин старший лейтенант, ваш сотрудник превысил свои полномочия.
— В чем дело, гражданин заключенный?
— Мы беседовали на абсолютно разрешенные темы, а ваш вертухай совершенно незаконно прервал свидание.
— Лисицын, не морочь голову!
— Я хочу сделать официальное заявление. В прокуратуру.
— Сделай. В письменном виде. И приклей его к параше!
— Гражданин начальник…
— Лисицын, исчезни! Посылку свою получишь у зама по хозчасти. Досмотр содержимого произведен в присутствии твоего посетителя, так что никакого дополнительного шмона не будет.
— И все-таки я считаю, что ваш сотрудник должен быть наказан…
— Пшел вон!!!
«Хорошо. Хорошо! Но на сегодня хватит. Подожди, дерьмо служилое! Еще приползешь ко мне на карачках с поклонами и будешь плакать от счастья, если Олег Лисицын не прикажет тебя с лестницы спустить».
С посылкой надо поступить, разумеется, как положено. Вскрывать при свидетелях, половину — тут же ребятам, остальное — под замок. И — терпение, терпение… Только не сорваться на каких-то дурацких мелочах…