Кровные узы, или История одной ошибки
Шрифт:
– Неужели? – Он удивленно посмотрел через мое плечо на кабинку, как будто мог увидеть что-то сквозь штору. – Разве за такими детьми не надо постоянно присматривать?
– Не всегда. Это зависит от того, какая часть их организма была больше всего поражена последствиями алкогольной зависимости.
– Значит, вы – его приемная мать?
В полиции на острове Топсейл знали меня, знали Энди и знали нашу историю. Но этот уилмингтонский агент был совсем из другого мира.
– Нет, я – его биологическая мать, – сказала я. – Целых пятнадцать трезвых лет.
Его улыбка увяла. На лице была нерешительность.
– Поздравляю.
– Спасибо.
– Итак. – Он посмотрел на свой закрытый блокнот. – Насколько я могу верить тому, что он сказал?
– Вы можете верить всему, что он говорит, – твердо сказала я. – Энди даже чересчур правдив.
– Какой необычный ребенок. – Он снова взглянул через мое плечо.
– Нет необходимости говорить это мне.
– Я имел в виду, что во время пожара семьдесят пять процентов людей попытались бы выбраться через входную дверь. Такова обычно первая реакция. Стадный инстинкт. Один бежит в каком-нибудь направлении, а остальные бегут за ним. Оставшиеся двадцать пять процентов стали бы выбираться через черный ход. Что касается того, чтобы бежать в туалет и лезть в окно… Кто тот лысый парень, про которого он упоминал?
– Понятия не имею.
– Тем не менее Энди выбивает окно в мужском туалете. Странный выбор, но он оказался верным.
– Да, – сказала я. – Такие ребята, как Энди, думают иначе, чем эти семьдесят пять процентов, и даже не так, как оставшиеся двадцать пять. Это была чистая случайность. С той же вероятностью он мог побежать… ну, не знаю – в женский туалет и вылезти оттуда. – Задумавшись, я обхватила себя руками. – Вы не знаете, всем удалось благополучно выбраться? Я слышала, что это не так.
Он покачал головой:
– Есть несколько случаев. По последним сведениям, трое погибших.
У меня перехватило дыхание.
– О нет! – Значит, некоторым родителям не удастся услышать, как их дети рассказывают о том, что произошло этой ночью. – И вы знаете, кто это?
Я подумала о Ките. О Маркусе.
– Пока имен нет, – сказал он. – Двое детей и один взрослый – это все, что я знаю. Много тяжелых ранений и отравлений дымом. Этот госпиталь набит битком, как банка сардин.
– А что это за металлический ящик? – спросила я.
– Деталь кондиционера. Кто-то сделал так, что огонь обошел это место.
– Кто-то сделал… Вы хотите сказать, что это был поджог?
Он замахал рукой, как будто пытаясь стереть произнесенные им слова.
– Я не уполномочен говорить на эти темы.
– Я слышала, что в здании молодежного центра была проблема с электричеством. Это как-то связано с пожаром в церкви?
– Будет проведено тщательное расследование, – сказал он.
– Поэтому вы спросили Энди, не видел ли он кого-нибудь около церкви?
– Я уже сказал, что будет проведено всестороннее расследование, – повторил он, и я поняла, что теперь он будет отвечать так, что бы я ни спросила.
Я отдернула штору около постели Энди и увидела мужчину, сидевшего на краю кровати на другой стороне палаты. На его голове была повязка, широкие плечи опущены. Когда он поднял голову, чтобы сказать что-то своей сиделке, это движение заставило его вздрогнуть.
Медсестра послушала легкие Энди. Она попросила его сделать несколько глубоких вдохов. Покашлять. Я воспользовалась этим мгновением, чтобы прошептать Мэгги:
– Здесь Бен Триппет.
Бен работал в добровольной пожарной дружине. Ему было лет двадцать семь, и он являлся тренером Энди по плаванию. Я не сомневалась, что Энди начнет волноваться, увидев его здесь, раненого и несчастного.
Мэгги вздрогнула, как будто я разбудила ее ото сна, и посмотрела в другой конец палаты. Она довольно хорошо знала Бена, поскольку тренировала младшую группу пловцов. Она встала и, прежде чем я успела ее остановить, направилась к Бену. Ему, вероятно, будет неприятно, что мы видели его слезы, но Мэгги уже исполнилось семнадцать, и я не могла контролировать ее поведение. Я видела только ее спину, когда она подошла к Бену, и не могла наблюдать за его реакцией. Она пододвинула стул на колесиках поближе к его кровати, села, и они стали шептаться, наклонив головы, как будто молились. У Бена задрожали плечи, и Мэгги дотронулась рукой до его запястья. Временами она меня удивляла. Откуда у нее это сострадание? Может, от меня, ведь она видит, как я отношусь к Энди. Да нет, вряд ли. Все то хорошее, что было в Мэгги, – это заслуга Джейми. Семнадцатилетняя девчонка находит в себе силы, чтобы утешить взрослого мужчину. Иногда она вызывала у меня восхищение.
Медсестра, сидевшая около Энди, встала.
– Надо будет провести всесторонний осмотр, и только потом примут решение насчет твоей выписки, – сказала она.
Энди вытянул руку, чтобы надеть манжету для измерения давления.
– Другую руку, Энди, – сказала медсестра. – Не забывай, что тебе надо быть осторожным с обожженной рукой.
Она измерила ему давление и температуру и ушла.
– Я собираюсь написать книгу о том, как стать героем, – сказал Энди, когда я доставала из-под кровати пластиковый пакет с его рубашкой и ботинками.
– Может, пока еще рановато? – Надо было немного опустить его на землю. Что за постоянное желание хвастаться? Люди вряд ли такое одобрят.
Открыв пакет, я отшатнулась, почувствовав отвратительный запах гари от его одежды.
– Энди, все, что ты сделал вчера ночью, было очень смелым и разумным, – сказала я.
Он кивнул:
– Ну да, верно.
Я хотела, чтобы он покинул госпиталь, не надевая свою вонючую одежду, но на улице было холодно. Я протянула ему полосатую рубашку.
– Но огонь – очень серьезная вещь, он покалечил многих людей. – Я остановилась. Лучше ему услышать это от меня. – Некоторые погибли.
Он яростно помотал головой:
– Я их спас.
– Ты не мог спасти всех. Это не твоя вина. Я знаю, ты пытался. Но не надо рассказывать людям, какой ты герой. Это называется хвастовством. А хвастаться нехорошо.
– А если я напишу книгу, это не будет хвастовством?
– Нет, не будет, – сказала я.
Позади меня внезапно распахнулась стеклянная дверь, и, повернувшись, я увидела Дон Рейнольдс, которая влетела в комнату и бросилась к Бену.