Кручина
Шрифт:
А я просидела с молитвой
На лики святых в образах.
Внучок, ну, прислушайся сразу.
Уймись и держи ты в уме,
Что с давних времён непролазных
Там лихо живёт на холме»
От слов этих я вдруг очнулся.
Смотрю, и мостки позади.
Под солнцем за речкой качнулся
Тот холм, словно сердце в груди.
Заросший и в зелени тёмный,
Тянулся он носом к воде.
Обрезанный лоб его помнил
У мельницы руки
По травам на берег вздымаюсь.
Растаял повсюду туман.
Как больно почувствовать в мае,
Что мысли сковала зима.
Как трудно в цветенье с отравой
На дне пожелтевшей души.
Так в зелени меж разнотравья
Посохший мелькает камыш.
И вот уж порхает от раны
И шепчет досадная тень,
Что гость я, и гость я незваный
В сиреневых снах деревень.
Глава 4
А дом уж виднеется слитком
Меж зелени в майской росе.
Пришёл. Отворяю калитку,
Что землю елозит, просев.
Привязанный пёс что-то ойкал,
Незрячий, в сады за межу.
И оторопь в дряхлых постройках
Роняла незримую жуть.
Как быстро я, духом кукожась,
Ударился в детский порыв,
И страхи сквозь толстую кожу
Выходят с меня на спорыш.
Как в детстве накрытым проходом
Вдоль дома иду я в сарай
И вижу, как бабка уходит
С тревогой в холодный мираж.
И мне так печально и больно
Принять, что за годы борьбы
За зрелую в разуме вольность
Останусь я внуком избы.
И буду в ней узником страха
Пред образом вверенных тайн.
А там ведь, за прошлого плахой,
Зияет одна пустота.
Я силился бабку окликнуть,
Но стынет здесь мрак и покой.
Душа моя, скрипнув калиткой,
Плетётся с ведром и клюкой.
Но вовремя дверь отворилась.
И бабка, от счастья пылав,
Весь день мне тогда говорила:
«А я тебя, внучек, ждала!
Приснился вчера ты в купели.
Малёхонек. Только держи.
И кошка у белой постели
Всё тёрлась, глазища смежив.
Я вот что подумала, милой:
Нагрянешь – тому и бывать! –
Ты встретишься с прежней обидой,
И будет болеть голова.
Ох, что-то ты сделался бледный.
А правда, родной, что сполна
Стреляет в нас брат по обедне,
И правит у них сатана?
В писаниях зрят, что мессия
Укажет на след своих ног,
Как Гог с из дремотных и синих
Лесов нападёт на Магог.
Воюют, чтоб скинуть оковы.
Куда им ещё воевать?
На днях приходил участковый.
Сказала, что нету тебя.
Сосед, как вернётся с окопа,
Пусть едет подальше с тобой.
За деньги зелёным укропом
В неравный кидают их бой»
В проёме дохнуло сиренью.
Зажглась от зари полоса.
Съезжались, умытые тенью,
Деревья, что всадники в сад.
Они, знать, в погоне примчались,
Как я на вечерний постой.
А бабка в прикрытой печали
Твердила о том да о том:
«О жизни твоей всё я знаю.
Гляжу, как морщинится лоб.
Всё это хвалёная заумь
И ваша беспутная скорбь.
Живётся тебе не спокойно.
А счастье-то разве в пути?
Так дед твой, теперь уж покойный,
Всё грезил по свету пойти.
Бывало, в соседний посёлок
Уйдёт, а не помнит потом.
Расспросишь – обидится. Словом,
Не знает… Позвал, вроде кто»
И так уж пошли пересказы
О ближней и дальней родне.
Дремал я прищуренным глазом
И мыслил о силе корней.
«Ах, да… Позабыла старуха!
В апреле в родительский дом
Нагрянула Ольга, по слухам,
Уже не одна, с женихом.
Видать, что на съёмной квартире
Поджали под кризис хвосты.
Что деется, господи, в мире.
Прости же нас, грешных, прости!»
Выходит, товарищ не сбрендил –
И вправду вернулись на холм.
Но, кажется, здесь не в аренде
Дела их, а в чём-то другом.
Как долго держал под замками
Нахлынувшей горечи вкус.
Похоже, что прежние камни
Поднимет лишь прежняя грусть.
И снова в порядке событий
Ищу я начало с огнём,
Когда я отрёкся от быта,
И всё опрокинется сном.
На школьный экзамен ответив,
Мы взяли приёмный буклет,
И встретили с Ольгой то лето
В студенческом мы городке.
О, как меня дома бранили
За удаль слепую, что я
Подался, как сено на вилы,
В гражданские сразу мужья.
Не вилы, а смуглые кисти,
В которые голову всю
Сложил я, как жёлтые листья
Сметают в одну полосу.
Два года мы жили бок о бок.
Учились. Любили. Цвели.
Я с ней поначалу был робок,
Как свежести ранней прилив.
Не знаю, что сталось со мною.
В тот проклятый чувствами год
Вдруг понял, что вырос сосною
В том месте, где был огород.
Что мысли мои, как иголки,
Пугают и ранят её.
Составив конспекты на полку,
Уехал тогда я в село.
Я выбросил Ольгу, как камень