Круг Матарезе

Ладлэм Роберт

В конце концов такое имя всплыло у него в памяти. Он развернул машину и, не снижая скорости, двинул вперед по дороге, но теперь она уже вела его в Кембридж.

Его охватили воспоминания более чем двадцатилетней давности. Ему показалось очень странным, что два студента, один в Кембридже, другой в Ленинграде, оба с определенными способностями к иностранным языкам, были вовлечены в водоворот таких событий, которых и представить себе не могли.

Жив ли еще Талейников? Или он уже мертв? А может, умирает где-то здесь, в Бостоне?

Тони точно жива. Они оставят ее в живых – пока.

Но он старался отогнать эти мысли и сосредоточиться на цели своего визита в Кембридж.

Миновав

мост Лонгфелло, он выехал на широкую и относительно спокойную улицу, ведущую к центральной площади. Всюду сновали люди, преимущественно студенты, особенно много их было у газетных стендов. Одна из таких витрин, с надписью «Мировая пресса», привлекла его внимание. Он опустил стекло и сквозь падавшие капли дождя увидел, что весь стенд пестреет заголовками, передающими в разных интерпретациях только одно сообщение.

«Уоверли! Дэвид Уоверли! Секретарь по иностранным делам! Министр иностранных дел Англии!»

Выйдя из машины, Брэй пробрался сквозь толпу к киоску и выбрал из всего изобилия газет две. Он не стал возвращаться к автомобилю, а направился вдоль тротуара к немецкому ресторанчику, который помнил еще со студенческих времен. Он прошел в бар и заказал виски. Когда стакан был наполнен, он развернул первую газету – «Бостон глоб». Разделавшись с ней, он перешел к «Лос-Анджелес таймс». То, что он прочитал в первой газете, представляло собой лишь перепечатку официальной версии и не вызвало у него особого интереса. Уайтхолл сообщал, что Дэвид Уоверли, его жена, дети и слуги пали жертвой террористов, скорее всего из палестинских отрядов сопротивления. Полной уверенности, однако, не было, так как ни одна группа из ООП не взяла на себя ответственность за это преступление.

Ни в одной из газет, однако, он не нашел упоминания имени Роджера Сеймондса. Значит, по целому ряду причин, подумал Брэй, это имя пока не будет упомянуто по крайней мере еще некоторое время. На этом мысли его были прерваны, так как в дымном освещении бара он прочитал во второй газете самое главное, то, что пропустил: последнее сообщение из Лондона.

Лондон. 3 марта. В дополнение к сообщению о факте убийства Дэвида Уоверли полиция буквально в последние часы сделала следующее заявление: после выстрела в голову он получил еще один выстрел в грудь, в результате чего вся левая часть ее была разворочена. Медицинские эксперты, сильно озадаченные этим фактом, сошлись во мнении с экспертами по баллистике, что ранение такого типа, возможно, было произведено из короткоствольного охотничьего ружья типа «обрез», используемого чаще в районах Средиземноморья. Энциклопедия от тридцать четвертого года классифицирует подобное оружие как ружье типа «лупо», что по-итальянски означает «волк».

Возможно, медицинские эксперты и недоумевали по поводу такого случая, но у Брэя вопрос, касавшийся метода убийства, никаких сомнений не вызвал. Если секретарь по иностранным делам Англии тоже имел на груди метку в виде голубого зубчатого кольца, то все должно было произойти именно таким образом. В этой детали содержалось и напоминание для него самого: пусть знает, насколько широко распространилась корсиканская чума с ее призраками-экзекуторами.

Он допил виски, положил деньги на стойку рядом с двумя газетами и огляделся в поисках телефона. Человек, которому он собирался позвонить, – доктор экономики Теодор Гольдман, – был деканом Гарвардской школы бизнеса и, кроме того, часто приглашался в качестве эксперта в государственные учреждения.

Если кто-либо и мог пролить свет на деятельность и структуру

конгломерата под названием «Транскоммьюникейшнз», то это был Теодор Гольдман.

Брэй не был знаком с ним лично, но примерно год назад он встретился с его сыном в Гааге при обстоятельствах, которые могли закончиться очень печально для молодого пилота американских ВВС.

Арон Гольдман, будучи сильно пьян, оказался в компании людей, про связи которых с КГБ Брэю было очень хорошо известно. Их интересовала любая возможность шантажа специалистов, так или иначе связанных с НАТО, и сын известного американского экономиста был для них превосходным материалом.

Вот тогда-то некто из секретной службы стащил злосчастного пилота со сцены, где ему уготовили не слишком привлекательную роль. Брэй велел ему убираться на базу. После нескольких чашек крепчайшего кофе Арон был уже способен на выражение чувств благодарности.

– Если у вас есть дети, которые собираются в Гарвард, дайте мне знать, где бы вы ни были. Я обязательно поговорю со своим отцом, клянусь вам. Как ваше имя, черт возьми?!

– Это не имеет значения, – махнул рукой Скофилд. – Только уходите отсюда как можно скорее.

– Как?..

– Уходите отсюда…

…На стене Брэй увидел телефон и, подхватив свой багаж, направился к нему.

Глава 32

Через десять минут он уже звонил у дверей дома на Брэттл-стрит, где жил Теодор Гольдман. Дверь открылась, и на пороге он увидел стройную женщину средних лет с приятным лицом и выразительными глазами.

– Миссис Гольдман?

– Да?

– Я только что звонил вашему мужу…

– О да, конечно, я понимаю, – тотчас перебила его женщина. – Очень хорошо. Ради бога, скорее входите, не стойте под дождем! Льет, как во время Всемирного потопа. Проходите, проходите! Меня зовут Энн Гольдман.

Она приняла у Скофилда шляпу и пальто, свой плоский портфель-чемоданчик он оставил в руках.

– Мне, право, не очень удобно нарушать ваш покой.

– Не валяйте дурака. Арон рассказал нам все о той почти трагической для него ночи в… Гааге. Вы знаете, я все никак не могу вообразить себе, где находится этот город и каков он. С чего это городу называться таким именем?.. – Она провела его к двойным дверям, наподобие тех, что бывают в старых английских домах. – Тео в гостиной, говорит по телефону и одновременно мешает коктейли! Он ненавидит телефон и обожает свой вечерний коктейль…

Теодор Гольдман был не намного выше своей жены, но казался массивным и выглядел значительно солиднее, чем был на самом деле. Он был очень умен, но не кичился этим, в силу врожденного чувства юмора.

Они заняли три кожаных кресла напротив камина. Дождь барабанил по окнам, а в комнате было сухо и тепло.

Тему непутевого сына проскочили довольно быстро, но Брэй успел заметить, что парень – отличный пилот.

– Ох, если бы это было так. Пьяница, во всяком случае, он никудышный. Ну-с, что мы можем сделать для нашего спасителя? – начал Гольдман, разливая напитки.

– Для начала я попросил бы вас никому не говорить о моем посещении.

– Это очень зловещее начало, мистер Викери. Я не вполне уверен, что одобряю тактику Вашингтона в этой вашей области деятельности.

– Я больше не представляю никаких правительственных служб. Откровенно говоря, это правительство не одобряет моей тактики. Полагаю, в Вашингтоне, и особенно в Министерстве юстиции, не будут в восторге, если информация, которой я с некоторых пор располагаю, станет известна широким кругам общественности. Мне же кажется, что она должна быть обнародована.