Круг Матарезе
Шрифт:
Грек изучал Василия.
– Итак, великий Талейников бежит из России? Оставаться на родине он может только в виде трупа.
– Не «из», а «от», и не от России, а от испуганных людей. Да и то вынужден, но только на время. Хотел бы я знать, каким способом…
– Есть путь, – просто сказал матрос. – Пойдем по берегу, проберемся по северо-западному побережью и затем на юг в горы. Через три дня ты будешь в Греции.
– Как?
– Есть караван грузовых машин. Сначала они идут в Одессу…
Талейников сидел на жесткой лавке в кузове грузовой машины. Слабый рассветный
Он вытащил из кармана вашингтонскую шифровку, содержавшую информацию, ценность которой уже равнялась трем жизням. Прочтя текст, Василий написал внизу на листке другой, наделив новыми значениями полученную комбинацию двух шифров.
«Приходи и попробуй взять меня, отнять мою жизнь, как ты некогда проделал это кое с кем в пять часов пополудни на Унтер-ден-Линден. Я убил твоего связного, потому что другой связной был однажды убит в Праге. Повторяю: приходи, и я убью тебя.
Скофилд».
Содержание расшифрованного свидетельствовало об очень важном факте: Скофилд больше не являлся сотрудником спецслужб своей страны. Его исключили из сообщества разведчиков. Они учли то, что он проделал в Вашингтоне по отношению к русскому связному, и увидели слепую ненависть, которая вела его теперь, и вывели его из разведки окончательно. Ибо ни один профессионал иностранной разведки, действующий в ведении правительства, не уничтожит курьера, вышедшего на связь с предложением открытого контакта с советским резидентом.
«Тучи, сгущавшиеся над Вашингтоном», обернулись крахом для Брэндона Скофилда. Беовулф Агата выведен из строя. Как и тучи над Москвой, что грозят Василию Талейникову, профессионалу и руководителю зарубежных разведопераций.
Это был сущий кошмар. Оба противника, ненавидевшие друг друга, были выбраны первыми: Матарезе безошибочно определил приманку для охоты – для «игр и диверсий», по выражению Крупского. Но о своей странной роли знал только один из противников, другой пока оставался в неведении и был озабочен лишь тем, чтобы бередить старые раны, пуская кровь из-под затянувшихся шрамов.
Василий убрал листок в карман и глубоко вздохнул. Наступают дни действий и контрдействий, и два противника начнут подкрадываться друг к другу, пока не произойдет неизбежное столкновение.
«Меня зовут Талейников. Мы убьем друг друга или будем говорить».
Глава 7
Помощник госсекретаря США Дэниэл Конгдон вскочил с кресла с телефонной трубкой в руке. Еще со времен службы в НАСА он знал, что существует хороший способ сдержать вспышку ярости: надо двигаться, начать, например, ходить в момент приступа гнева. Самоконтроль требовался Конгдону во всех ситуациях. Такова была его профессия. Самоконтроль или хотя бы видимость такового. Он слышал, что госсекретарь еле сдерживает гнев.
Черт его побери,
– Я только что в частном порядке встречался с советским послом, и мы оба пришли к одному и тому же мнению, что такие дела не делаются публично и не должны становиться достоянием общественности. Самое важное теперь – это доставить Скофилда сюда.
– А вы уверены, сэр, что это Скофилд? Я не могу поверить в это!
– Пусть он сам докажет нам свою непричастность к этому убийству, пусть предъявит неопровержимое алиби, что в течение последних сорока восьми часов он находился за сотни миль от места происшествия. Пока он не сделает этого, будем считать, что случившееся – его рук дело. Никто, кроме него, в спецслужбах не способен совершить нечто подобное. Это немыслимо!
Немыслимо? Невероятно. Тело русского было доставлено к воротам посольства СССР в половине девятого утра на заднем сиденье такси в самый час пик вашингтонского дорожного движения. Водитель такси, доставивший труп, ничего не знал и мог сообщить только, что он посадил в машину двух пьяных, а не одного. Хотя один, конечно, был в положении риз. Куда подевался второй, таксист сказать не мог. В машине остался тот из них, что по выговору напоминал русского, был в шляпе и темных очках и заявил, что солнце светит слишком ярко после бессонной ночи, проведенной за русской водкой. Где же тот второй, который был пьянее грязи?
– Чей это труп, господин секретарь?
– Это офицер советских спецслужб, их брюссельский агент. Советский посол был абсолютно откровенен и сообщил, что никто из сотрудников КГБ не знает, почему убитый оказался в Вашингтоне.
– Они предполагают предательство?
– На этот счет нет никаких доказательств.
– В таком случае какая же здесь связь со Скофилдом? Помимо способа устранения и доставки тела…
Госсекретарь помолчал секунду, а затем сказал, тщательно подбирая слова:
– Поймите, мистер Конгдон, между мной и советским послом сложились не совсем обычные отношения, и уже достаточно давно, мы говорим друг с другом откровенно обо всем и не очень-то заботимся о дипломатических экивоках, всегда помня при этом, что ни одного из нас не прослушивают и не записывают.
– Я понимаю, сэр, – ответил Конгдон, сообразив, что ответ, который он сейчас услышит, ни при каких обстоятельствах не может быть использован официально.
– Офицер, о котором мы говорим, работал приблизительно десять лет назад в составе секретной службы восточно-берлинского сектора КГБ. В свете последнего принятого вами решения я полагаю, что вы ознакомились с литерным делом.
– Вы о его жене? – Конгдон сел, огорошенный. – Этот человек был один из тех, кто замешан в убийстве супруги Скофилда?
– Посол не проводил параллелей такого рода. Он лишь упомянул о том факте, что этот офицер около десяти лет назад работал в Восточном Берлине в одном из управлений КГБ самостоятельного подчинения.
– Эта служба в то время курировалась Талейниковым. Он отдавал все приказы.
– Да, именно так, – подтвердил госсекретарь. – Мы обсудили персонально Талейникова, а также инцидент, имевший место в Праге некоторое время спустя. Мы просматривали возможность связи, о которой вы подумали только что. Такая связь, возможно, существует.